Доктор Данилов в поликлинике или Добро пожаловать в ад!

— Мне очень интересно – каким образом инвалид войны, умерший в прошлом году, смог пройти диспансеризацию в году текущем? Причем не у одного врача, а у нескольких! Как это объяснить? Он воскрес? На диспансеризацию приходил его призрак? Или же вы просто сляпали эту диспансеризацию ради показателей и нагрузки? А знакомы ли вы со сто пятьдесят девятой статьей уголовного кодекса, в которой говорится о мошенничестве? Учтите, что мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному

Главный врач обладал довольно невзрачной внешностью, но в гневе смотрелся грозно. Кустистые брови, являвшиеся единственной растительностью на голове, были сдвинуты, а глаза метали молнии. Настоящий полковник, то есть, если уж точно – подполковник запаса. И фамилия у него была подходящая – Загеройский.

— Что самое удивительное – ваша халтура прошла через компьютер, потому что по базе наш инвалид войны тоже числился живым!

— А может, он на самом деле жив? — не очень уверенно, но довольно громко предположил курносый блондин в мятом халате.

— Он мертв, Родион Иванович, мертвее не бывает! Скончался восьмого сентября прошлого года в госпитале для ветеранов и был похоронен на Николо-Архангельском кладбище.

— Вы были на его могиле, Антон Владимирович? — удивился блондин.

— При чем здесь могила?! — окончательно рассердился главный врач. — Давайте не будем превращать обще-поликлиническую конференцию в балаган! О том, где похоронен Егоров, мне сказала его дочь.

— Вот так люди и палятся, — послышалось за спиной Данилова. — Думаешь, что он жив, диспансеризируешь его, а он, оказывается уже коня двинул…

— Максим Павлович! Если вам есть что сказать в свое оправдание, то скажите так, чтобы все слышали! — потребовал главный врач. — И выходите сюда, не прячьтесь.

Вальяжный мужчина с несколько брюзгливым выражением на красивом лице вышел вперед. «Такому бы в кино аристократов играть, а не по участку бегать», — подумал Данилов. Он повернулся лицом к залу, огладил рукой свою припорошенную сединой шевелюру и сказал:

— Ведь специально уточнял – не помер ли? Вышло, что жив. А на диспансеризацию не приходит. Это же нехорошо – и начальство расстроится, — Максим Павлович оглянулся на главного врача, — и проверяющие прицепиться могут. Я взял карту и провел… хм… диспансеризацию. Причем честно – ни единого рецепта не выписал…

— Это-то меня и насторожило, Максим Павлович, — перебил главный врач. — У нас все льготники только и бегают ко мне жаловаться, что им мало лекарств выписывают, а тут такое потрясающее бескорыстие. Терапевт назначает лечение и пишет: «От выписки рецептов отказался, сообщил, что имеет дома большой запас назначенных лекарств». Невропатолог и уролог пишут то же самое. Ну как тут не удивиться? Ой, думаю, интересная карта мне в руки попалась, надо позвонить товарищу Егорову, узнать – не закончился ли его запас. Я и позвонил.

— Кто ж знал? — Максим Павлович развел руками. — Больше никогда не буду так делать. Заявление в страховую компанию насчет ошибочно поданных данных я написал.

— Вы должны написать заявления на мое имя! Все, кто проводил эту, с позволения сказать, «диспансеризацию», пишут заявления на мое имя, а уже мы с главным бухгалтером будем обращаться в страховую компанию! Через полчаса после окончания конференции все заявления должны лежать у меня на столе! Больше напоминать не стану – кто не успеет сегодня, будет иметь дело со следователем! И скажите мне спасибо, что я обратил внимание на эту паленую карту! Ведь рано или поздно ваш обман раскрылся бы. Надеюсь, что все вы понимаете, насколько легко притянуть врача к ответу при подаче сведений об обслуживании покойника. Не надо ничего доказывать – бери да тащи на скамью подсудимых! Кому-то хочется посидеть на скамье подсудимых? Романтика в одном месте играет?

— Антон Владимирович, можно мне сесть? — спросил Максим Павлович.

— Садитесь, — разрешил Загеройский.

Сам же он, напротив, поднялся и принялся расхаживать перед столом, за которым продолжали сидеть две его заместительницы – по медицинской части и по клинико-экспертной работе. Обе они были женщинами за сорок, только заместитель по медицинской части поражала пышностью форм и обилием ярких красок на лице, а заместитель по КЭР, напротив, была тощей и совсем не пользовалась косметикой.

— И что мне теперь со всеми вами делать? — вслух размышлял главврач. — Даже лаборатория поучаствовала – в карте есть бланки с анализами крови и мочи, сданными уже посмертно. Не знаю… Спустить на тормозах не могу, а сурово карать рука не поднимается…

Загеройский, насколько было известно Данилову, ушел в отставку пять лет назад, однако армейскую привычку расхаживать перед строем и изображать «слугу – царю, отца – солдатам» сохранил.

— На первый раз все причастные получат по выговору без занесения, — объявил главный, останавливаясь и обводя подчиненных начальственным взором. — Если повторится…

— Двуликий Янус, блин, — прошептал кто-то из женщин, сидевших в последнем ряду. — Как будто не сам заставляет план «гнать»…

— Но за счет живых, Оксан, а не мертвых, — возразила ей соседка.

— Все по уму надо делать, — добавила третья. — Но если хочешь премию, то без липовых статталонов не обойтись.

— А теперь – о хорошем! — объявил главный врач. — С сегодняшнего дня у нас снова есть физиотерапевт – Владимир Александрович Данилов! Прошу любить и не жаловаться!

Данилов встал, повернулся налево, повернулся направо и уселся обратно.

— Красавчик, — оценил женский голос.

— Владимир Александрович – врач со стажем, — продолжил главный врач. — Работал на «скорой», потом был анестезиологом, а теперь решил переквалифицироваться в физиотерапевты.

— Оно и верно, — одобрил бородач в очках. — Физиотерапевтом куда спокойнее!

— Спокойнее всего – медицинским статистиком, — ответил Данилов.