Доктор, каких купцы любят

Въ прихожей купеческаго дома раздался звонокъ. Маленькіе хозяйскіе ребятишки, выбгающіе на каждый звонокъ въ прихожую, заглянули и на сей разъ въ дверь изъ гостиной въ прихожую и, увидавъ, кто пришелъ, бросились прочь и забгали по комнат, крича:

— Докторъ пріхалъ! Семенъ Иванычъ пріхалъ!

Глава семейства, хозяинъ дома Акинфъ Васильичъ, спалъ

у себя въ кабинет крпкимъ послобденнымъ сномъ. Жена принялась его будить.

— Вставай! Семенъ Иванычъ пріхалъ. Нехорошо… Надо же доктора встртить.

— Докторъ? переспросилъ хозяинъ, вставая съ дивана и потягиваясь. — Вели откупорить бутылку мадеры.

Докторъ между тмъ уже сидлъ въ гостиной на кресл, подзывалъ къ себ нсколько пятящихся отъ него ребятишекъ и говорилъ:

— Ну, подходите сюда. Показывайте ваши языки. Не хотите? Упрямитесь? А я гостинца вамъ принесъ.

Онъ досталъ изъ кармана коробочку съ ячменными леденцами отъ кашля и открылъ у ней крышку. Докторъ былъ пожилой человкъ съ просдью въ волосахъ, съ крупнымъ красноватымъ носомъ луковицей на гладкобритомъ лиц, обрамленномъ маленькими чиновничьими бакенбардами, идущими отъ висковъ, и въ вицмундирномъ фрак.

Дти, завидя гостинцы, подошли къ доктору и стали показывать поочередно языки. Докторъ совалъ имъ за это въ ротъ по конфетин. Вошли хозяинъ и хозяйка. Хозяинъ позвывалъ.

— Акинфъ Василъичъ, добраго здоровья! проговорилъ докторъ, поднимаясь съ мста. — Спали?

— Да… немножко посл обда… По православному обычаю…

— Какое немножко! Часа два съ половиной спитъ посл обда, заговорила хозяйка. — Я ужь и то говорю, что при его толщин…

— Да разв вредно это, Семенъ Иванычъ, чтобъ спать? Вдь день-то деньской бродишь, бродишь…

— А вы сколько ужь лтъ спите посл обда?

— Да лтъ пятнадцать…

— И ничего не чувствуете?

— Ничего… Все слава Богу…

— Ну, такъ и продолжайте спать, если нравится. Я самъ сплю съ часикъ.

— Думаю, что не вредно. Вотъ разв рука у меня по ночамъ ломитъ… То-есть, не то чтобы ломитъ, а какъ-то вздрагиваетъ и словно кто ее нажимаетъ, началъ хозяинъ.

— Вотъ, вотъ… Я ужь и то ему муравьинымъ спиртомъ натирала.

— Это, должно быть, надуло вамъ, а не отъ послобденнаго сна, отвчалъ докторъ. — Покажите языкъ? Языкъ хорошъ.

— Вотъ тоже стъ много, и все жирное, продолжала хозяйка.

— Да вдь я съ водкой… отвчалъ хозяинъ.

— И водіій много пьетъ. До обда ходитъ изъ лавки по трактирамъ и рюмки три-четыре пьетъ, да дома рюмки три выпьетъ.

Докторъ взялъ хозяина за пульсъ, пошамкалъ губами и сказалъ:

— Ничего. Я самъ пью… Пульсъ хорошъ.

— Такъ пить три рюмки-то не вредно?

— Пейте. Вашъ организмъ уже привыкъ. А

только вотъ я вамъ дамъ пакетикъ изъ травъ для настоя. Прелестный настой. Я всегда его и самъ пью. Нарочно захалъ, чтобы вамъ передать.

Докторъ ползъ въ карманъ фрака и досталъ пакетикъ.

— Очень вамъ благодаренъ, Семенъ Иванычъ, проговорилъ хозяинъ. — Ну, а насчетъ руки-то? Мазать муравьинымъ спиртомъ?

— Можете, это хорошо. Я самъ всегда муравьинымъ спиртомъ…

— Въ бан, на полк, я думаю, еще лучше?

— Въ бан прелестно. Такъ вотъ велите настоять этими травами водку. Тутъ аккуратъ на четверть.

— Это, Семенъ Иванычъ, крпительная или слабительная?

— Больше крпительная, чмъ слабительная. Впрочемъ, настой этотъ вообще урегулировываетъ желудокъ. Я вамъ, пожалуй, дамъ и пакетикъ слабительнаго настоя.

Докторъ ползъ въ карманъ, досталъ пакетикъ, посмотрлъ на надпись и сказалъ:

— Вотъ это будетъ слабительный настой. То-есть, не то чтобы онъ былъ слабительный, а скорй кровоочистительный. Вы вотъ что длайте… Вы пейте поперемнно… Первую рюмку того настоя, а вторую этого. Я самъ такъ длаю,

— А третью рюмку можно пополамъ того и другого?

— Можно.

— Очень вамъ благодаренъ, Семенъ Иванычъ. А то, знаете, безъ лкарства въ дом даже и нельзя. Сколько я вамъ долженъ, Семенъ Иванычъ, за эти настои?

— О, пустяки! Вздоръ… Сочтемся. На овс сочтемся. Я тамъ у васъ въ лабаз овесъ забираю и разныя разности для дома.

— Да, да…

— Ну, такъ вотъ… Я годъ у васъ забираю и годъ у васъ лчу, а потомъ сочтемся.

— Очень пріятно… Это для насъ даже лучше. Мадерцы, Семенъ Иванычъ, не хотите ли?

— Пожалуй… Мадера такой напитокъ, что ее всегда можно…

Въ дверяхъ показалась горничная съ бутылкой мадеры и съ рюмками.

— Ну, а ваше здоровье какъ, сударыня? спросилъ докторъ хозяйку.

— Ничего… Да вотъ все животъ…

— То-есть что животъ? Болитъ онъ у васъ, что ли?

— Нтъ, не то чтобы боллъ. Боли нтъ… А растетъ. Ужасно тяжело съ такимъ животомъ… Я вотъ все думаю, ужь не водянка ли у меня?

— Пустяки. Это просто избытокъ здоровья. У меня тоже вотъ животъ… А у васъ, знаете, и то вліяетъ: сколько у васъ было дтей!

— Да ужь очень онъ растетъ сильно. Некрасиво.

— Моціону надо больше. Покажите языкъ? Языкъ хорошъ.

— Вы мадерки-то выкушайте, Семенъ Иванычъ, предложила хозяйка.

— Я выпью. Ваше здоровье, сказалъ докторъ, чокаясь съ хозяиномъ.

— Ну, какъ, докторъ, насчетъ холеры? спросилъ тотъ.

— Да что! Вздоръ… Я думаю, она тамъ за границей и застрянетъ, а если сюда явится, то явится уже не въ азіатской форм, а въ форм холерины.

— А это не опасно? Еще рюмочку.

— Мадера прекрасная… Можно и еще… Нтъ, съ настоемъ номеръ первый, такъ даже и совсмъ не опасно. Какъ что почувствуете — сейчасъ поналягте на настой номеръ первый.

— Всенепремнно, Семенъ Иванычъ. Еще рюмочку.