Доктор Павлыш
Шрифт:
У снежной блохи особенный укус- ни с чем не спутаешь. Этот укус безнадежен, как смерть. Можно плакать, кричать, звать на помощь, но никто не поможет. Все происходит по часам. Сначала укус- укол, холодный, словно под кожу загнали льдинку, и это ледяное жжение острое, такое, что человек сразу просыпается и замирает в ужасе и бессилии. И потом ничего- целый час ничего. И вдруг человек теряет разум- это происходит одинаково со всеми: с умными, глупыми, маленьким, стариком. На полчаса, на час человек оказывается во власти кошмаров. Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью справился — понял бы, как возбудитель действует на нервную систему… Человек начинает буйствовать, он становится диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом ничего не будет помнить. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой не надо бороться- надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство пройдет и он вернется в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один… И если в поселке случается, что кого-то укусит снежная блоха, он сам спешит к людям и просит- свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут — и он исчезнет, а вместо него возникнет злое, бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. Потому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся сразу и сразу поднял остальных.
— Дик, — сказал он виновато, — прости, у тебя веревка далеко?
— Что? — Дик вскочил, начал шарить руками в темноте.
Рассвет только начинался. Томас прохрипел во сне, но не проснулся.
— Ой, горе какое! — запричитала Марьяна. — Тебя блоха укусила?
— Только что.
Дик зевнул.
— Мог бы не спешить. У тебя час времени, как минимум час.
— Бывает и раньше, — произнес Олег. — Так неудачно получилось.
— Да, еще этого не хватало, — согласился Дик.
— Я тебя накрою одеялом, — предложила Марьяна. — И посижу рядом.
— Эх, — сказал Дик, разыскивая веревку, — опять вовремя не выйдем.
— Ну, это же пройдет, — ответил Олег.
— После припадка часа два лежать, не меньше, по себе знаю, — произнес Дик.
Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.
Ощущение холода в бедре, куда укусила эта блоха, не пропадало, Олег все время ощущал укус и представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.
Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
Рассвет был синим, другим, чем в долине, где день всегда сер.
— Ну что ж, — велел Дик, — подставляйся.
— Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, — сказала Марьяна. — Бедный Олежка!
— Не в первый раз мотаю, — успокоил Дик. — Жуткое дело эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке человек становится сильным, как медведь. Если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.
Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки, он жмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза Томаса налились кровью, лицо было красным, распаренным. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался- неприятно доставлять людям такие беспокойства. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах.
— Блоха, — понял Томас, — всюду блохи… всюду твари…
— Вы еще поспите, — сказал Олег. — Я не скоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!
— Холодно, — произнес Томас, — нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, опять барахлит компьютер, в него залезла блоха.
— И зачем только мы пошли, — сказал Дик. — Нельзя было такую компанию в горы пускать.
— Больше некому идти, — отозвалась Марьяна. — Ты же понимаешь.
Холод постепенно распространялся по всему телу, но то был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах… Голова Томаса начала увеличиваться…
— Ну вот, вроде замотал я тебя сносно. Не тянет?
— Тянет. — Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.
— Слушай… — Дик обернулся. — А где коза?
— Коза? Ночью я ее слышала.
— Где коза, я спрашиваю? — Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. — Ты ее привязала?
— Я ее привязывала, — оправдывалась Марьяна, — но она, наверное, развязалась.
— Где коза, я спрашиваю?
Видно, раздражение, копившееся в Дике, должно было найти выход — коза стала символом всех неудач.
— Не сердись, Дикушка, — сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. — Коза, наверное, ищет, чего поесть.
— Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
— Ты куда? — спросила Марьяна, хотя отлично знала куда.
Дик внимательно осмотрел снег вокруг, ища следы.
— Она вернется.
— Она вернется, — повторил Дик, — только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоих глупостей.
Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые… Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяле и раскачивался, словно беззвучно пел.
— Марьяшка, согрей кипятку… — Олегу показалось, что голос его звучит твердо и громко, на самом деле он шептал почти беззвучно. — Для Томаса. Ему плохо.
Марьяна поняла.
— Сейчас, Олежка, конечно.
Но она не отрывала глаз от Дика.
— Я так и думал, — сказал Дик. — Она пошла обратно. Вниз. За ночь она могла пройти километров двадцать.
— Дик, останься здесь, — произнес вдруг Томас внятно и громко. — Марьяшка сама найдет козу. Ты же ее убьешь.
— Можешь не сомневаться, — заверил Дик. — Хватит глупостей.
— Я найду ее. — Марьяна забыла о кипятке. — Тебе, Дик, нельзя сейчас уходить. Томас болен, а за Олегом надо следить.
— Ничего с ними не случится.
Дик запустил пальцы в густую темную гриву волос, рванул их, мотнул головой и, не оборачиваясь, быстро и легко пошел по следам козы вниз, откуда они пришли вчера.