Доктор Сергеев
Шрифт:
— Ради бога, Елена Никитична, мы это организуем иначе.
— Нет, вы меня не поняли. Нам совсем нельзя встречаться… То есть, мы, естественно, будем встречаться только на работе.
— А к вам заходить нельзя? — шутливым тоном, мягко спросил он.
— Почему нельзя? Как всегда, к папе.
— Только к папе?
— Владимир Евгеньевич, — сказала Лена твердо. — Вы знаете, о чем я говорю. Я занята.
— Но ведь мы с вами встречаемся именно в свободное время, — пробовал он все так же любезно-шутливо возражать.
— Нет, именно это свободное время у меня и занято.
— Вот
— Почему ужасно? — словно поверив его искренности, спросила Лена.
— Потому, что я… — Он говорил так, будто не находил слов или не решался их произнести. — Потому что… Я слишком привязался к вам, Леночка.
— Но, Владимир Евгеньевич… — пыталась возразить Лена.
Он не дал ей сказать.
— Мне теперь уже трудно, почти невозможно не встречаться с вами.
— Нет, нет, — испуганно прервала его Лена. — Не нужно ничего больше говорить. Я связана. Вы знаете Константина Михайловича… доктора Сергеева.
— Разве это действительно серьезно? — не то иронически, не то как бы недоумевая, спросил Михайлов.
— Конечно. Вы разве не знаете? Он… мы скоро будем вместе.
— Вот как? Нет, я не знал.
Он сказал это с чувством большого сожаления, безнадежности.
— Ну вот, — облегченно сказала Лена, протянув ему руку. — Не сердитесь, Владимир Евгеньевич.
— Нет, Леночка, погодите. Это невозможно.
Он держал ее руку в своей, смотрел блестевшими глазами и говорил одни и те же слова, словно стремясь вдолбить их в голову Лены.
— Это невозможно. Поймите, это невозможно. Пройдемтесь, еще немного поговорим.
Он снова, как вчера вечером на набережной, нагнулся и тихо, почти шепотом проговорил:
— У меня к вам огромная нежность…
Не давая ей возразить, он доказывал, что расстаться им невозможно, что без нее жизнь для него кончится, что страшная пустота и одиночество убьют его и как человека, и как врача.
— Да, главный стимул — любовь — исчезнет, и я конченый человек, — говорил он печально.
Он не привык к такому упорному сопротивлению. Его обычный набор готовых приемов не действовал. Но, войдя в азарт борьбы, он загорался все большей страстью и сам начинал верить в искреннюю привязанность. Конечно, Лена была красивее прошлых его героинь, в ней было больше женственности, она была умнее, глубже, и, конечно, Михайлов относился к ней серьезнее, чем к другим. Он не верил, что Лена могла бы согласиться на брак с ним, но и оставить ее он не хотел, не сомневаясь, что рано или поздно он добьется своего. Как старый, испытанный охотник, он шел по пятам «горной козы» и, чуя близость победы, заранее торжествовал. Несмотря на занятость, он подолгу гулял с ней, настойчиво приглашал в театр, которого не любил, придумывал совместные занятия в клинике, которые никому не были нужны, и, наконец, не без удовольствия пригласил на дружескую пирушку к приятелю. Приятель был холостой, и пирушка была холостяцкая, хотя были женатые мужчины и замужние женщины. Пили очень много. Было шумно и весело. Но, выпив, шутили и вели себя не так, как к этому привыкла Лена в доме отца или как это было в кругу студентов. Однако и она выпила несколько бокалов шампанского, и у нее приятно кружилась голова, и хотелось смеяться, дурачиться, танцевать.
— Не правда ли, здесь очень хорошо? — спросил Михайлов, заглядывая Лене в глаза, и тут же пояснил. — Хозяин — мой большой приятель и всегда охотно предоставляет свою квартиру, когда она мне нужна… Я здесь чувствую себя отрезанным от всего мира, как на далеком острове, отдыхаю от семьи, от быта, от клиники.
Он довольно откровенно намекнул на то, что здесь им будет удобно встречаться, и был несколько удивлен, когда Лене вдруг захотелось домой.
Сейчас, в темноте позднего вечера, много раз пройдя взад и вперед по длинному кварталу, он уже начал теряться перед упорством Лены, хоть и мягко, но решительно доказывавшей ему, что он должен оставить ее в покое.
— Мне холодно, — остановилась она у подъезда. — Я пойду.
— Но мы ни до чего не договорились.
— Нет, договорились до конца.
— Не могу с этим согласиться.
— У вас нет другого выхода.
Он понял, что сейчас больше не надо говорить, что нужна встреча в других условиях.
— Я не хочу вас больше утомлять. Но умоляю: встретимся в более подходящей обстановке.
И настойчиво просил ее прийти завтра после работы к его приятелю, где они спокойно обо всем договорятся. Усталая, продрогшая Лена сказала, что подумает, и быстро поднялась к себе.
Она сейчас же позвонила Косте, но его не оказалось дома. После ужина она снова позвонила и, не застав его, решила, что он не хочет подойти к телефону. Несмотря на поздний час, на усталость, на чувство оскорбления, она направилась к нему. Но Кости действительно не было дома, и мать взволнованно жаловалась на него. Он не только не приходил с работы, но даже не позвонил, не сказал, где он и когда придет. Он и в прошлую ночь пришел на рассвете и свалился в постель так, словно был мертвецки пьян, а утром с трудом поднялся и долго обливался холодной водой, еще дольше делал гимнастику, пил крепкий чай. А теперь опять его нет.
Лена, встревоженно слушая, перебирала в уме все места, где Костя мог бы сейчас быть. Куда он, в самом деле, девался? В клинике его нет, театры давно закрыты, друзей, к которым его бы влекло в минуты тягостных переживаний, у него не было. И где он был в прошлую ночь? Костя сейчас вел себя настолько необычно, что Лене, знавшей и то, чего не знала мать, минутами становилось страшно, и чувство собственной вины охватывало ее все больше и больше. Если бы она сразу повела себя с Михайловым так, как сделала это сегодня, у Кости не было бы никакого повода…
В квартиру позвонили. Звонок был длительный и резкий. Мать побежала открывать, на ходу испуганно шепча:
— Кто это, господи… Отца разбудят…
Из передней послышался приглушенный шум, какие-то слова вперемежку с шиканьем. В комнату, раскачиваясь, вошел Костя. Он был в распахнутом пальто, без шапки, без очков. Лицо его, обычно бледное, сейчас казалось совсем белым, тусклые глаза смотрели сердито и вместе растерянно.
Лена поднялась навстречу.
— Костик, что с тобой?
Он на миг остановился, видимо пораженный неожиданностью.