Доктор Шанс

Нанн Кем

Она взгляну ему прямо в глаза:

– Вы очень добры. – Ее пальцы теребили пуговки на свитере. Шанс заметил, что кожа вокруг ногтей больших пальцев ободрана, словно она ковыряла ее или обкусывала. – Если мне придется уйти, я позвоню вам в офис. Но постараюсь дождаться.

– Было бы хорошо.

– Спасибо. Я не знаю. – Кажется, она хотела сказать что-то еще, но потом оборвала себя. – Извините. Мне жаль, что так вышло, правда. Но спасибо вам. – Не обращая внимания на журнал, она направилась к двери и вышла из кабинета.

– Даже

не начинай, – сказал он Люси, когда шел за Дженкинсами. – Ты понятия не имеешь, через что она прошла.

– Может, и не имею, но она налетела на меня как человек, который знает, как добиться своего. Видели бы вы, как она изображала из себя маленькую потерявшуюся девочку с вашим дружком, доктором Хейгом.

– Едва ли он мой дружок.

– А она не потерялась. Я в том смысле, что она уже тут бывала.

– И после этого получила довольно серьезное сотрясение мозга. С чего это ты вдруг стала такой недоброй?

Люси проигнорировала его вопрос.

– Встреча в кафе, – сказала она. – Выходит, вы ее на халяву примете?

– Поверь, – сказал ей Шанс, – это самое меньшее, что я могу сделать.

Встреча с Дженкинсами продлилась больше часа, но Жаклин ждала его в кафе, в это время почти пустовавшее. От входа вниз вела коротенькая лестница с выложенными плиткой ступенями, поэтому окна были почти на одном уровне с тротуаром и колесами проезжающих машин. Жаклин выбрала столик в глубине зала, подальше от окон. По дороге Шанс заказал кофе и присоединился к ней в ее темноватом уголке.

– Как ваш пациент? – спросила она.

Он рассказал о Ральфе.

– Так он умирает?

– Может быть, у него есть полгода.

– Господи Иисусе! Что вы им сказали?

– Правду. Предложил консультации, группы поддержки, хоспис. – По улице прогрохотал вагон фуникулера. – Это не всегда так мрачно, как может показаться, – сказал он. – Порой наблюдаешь… иногда, с некоторыми людьми… как все наносное куда-то отваливается. Они начинают видеть, что важно, а что нет. И возникает такое ощущение… относительно некоторых из них… что они на самом деле впервые начинают жить. – Ему хотелось верить, что так оно и есть.

Жаклин кивнула, но ничего не сказала.

– За окном раздался взрыв, полыхнул белый свет ядерного холокоста. Вам остается пять секунд. Что вы сделаете?

Она смотрела на улицу. Там был лишь тусклый свет туманного дня.

– Не знаю, – сказала она и посмотрела на Шанса. – А вы?

Он потянулся через стол и взял ее за руку:

– Вот что. Может, ничего другого не остается. Знаете, держащихся за руки людей находили везде, от Помпеи до башен-близнецов Всемирного торгового центра. Все мы умрем. Имеет значение лишь то, что мы делаем в отпущенное нам время.

Ее глаза наполнились слезами.

– Вы хороший врач, – сказала она.

– Люди хотят чудес. Иногда единственное

чудо – это когда я беру вашу руку. Это и есть чудо.

Прошло мгновение. Она снова обрела самообладание.

– Что мне делать? – спросила она его.

– Думаю, вам надо начать с правды.

– Он убьет меня. Сказал, что убьет, и я ему верю.

– Сейчас мы говорим о вашем муже, а не о неизвестном человеке, пробравшемся к вам в дом? Я просто для ясности уточняю.

Она кивнула, мол, так и есть.

– Вас избил ваш муж.

Она улыбнулась, словно намекая на наивность его вопроса.

– Он не стал бы. Не стал бы сам пачкать руки.

– Но он сделал это? Вы именно это пытаетесь мне сказать? Важно, чтобы тут между нами не было неясностей.

Она пожала плечами и отвернулась.

– Вы когда-нибудь говорили с адвокатом? Или другим полицейским? Есть адвокаты, которые специализируются по делам об угрозах…

– Я говорю с вами.

– Но сейчас, когда вы действительно пострадали…

– Думаете, это в первый раз? Слушайте, я знаю, что к чему. Чего не знаете вы, чего никто не знает… о том, какой он умный. Он разбирается в законах. А еще он сумасшедший. В конце концов он меня достанет. Такой уж он. Знает людей. Может сесть в тюрьму и все равно добиться своего. – Ее голос в первый раз сорвался. – Он знает, как дела делаются, – шепнула она. – Он знает, как сделать, чтобы Жаклин исчезла.

– Теперь вы заговорили о себе в третьем лице, – сказал Шанс. – Я сейчас что, с Джекки разговариваю?

– Нет. Я не знаю. Плевать мне на Джекки. – Она помедлила, потом сказала: – У меня есть дочь.

Шанс замер. Ни в одном из документов, относящихся к ее делу, не было никаких упоминаний о ребенке. И в их первоначальной беседе о детях тоже речи на шло. Он некоторое время внимательно изучал ее в тусклом свете кафе.

А Жаклин Блэкстоун разглядывала свои руки.

– Это его ребенок?

Она покачала головой.

– Мне было семнадцать. Мы с ее отцом никогда не были женаты. – Она заколебалась, но продолжила: – Я отдала ее на удочерение. Мы снова стали видеться два года назад. Она учится в школе при университете. Реймонд платит за ее обучение.

– Реймонд – это ваш муж. – Он понял, что впервые слышит, как Жаклин произносит это имя. Она знаком дала понять, что да. – Почему вы ничего не сказали об этом у меня на приеме?

– Наверно, я больше всего боялась тогда, что мои симптомы вызваны неврологией.

Шанс сначала хотел сказать, что он – не только психиатр, но и сертифицированный невролог, и что для объективной оценки симптоматики нужно знать все без исключения факты, относящиеся к делу. Но, поразмыслив, счел, что в сложившихся обстоятельствах покажется излишне сварливым, решив оставить эту тему в покое хотя бы до поры до времени.