Доктор Смерть
Шрифт:
Интермедия первая. Розовая свистулька
– Кирюша, ты помнишь, что я рассказывала про гжельскую роспись? Какие цвета в ней используются?
– Белый и голубой!
– Тогда почему ты раскрасил свистульку розовым? И другие картинки у тебя тоже розовые. Вот здесь, на обложке, есть пример – гжельский самовар. Если ты забыл, как надо…
– Я не забыл, Елена Ивановна. Белый и голубой.
– Тогда почему ты раскрасил розовым, а не голубым?
– Я как-то не подумал об этом, когда красил…
Глава вторая. Колбасник
Клиническому ординатору Барканскому
Операционные медсестры, все, как одна, мнили о себе невесть что. Фурии, сущие фурии! Держались заносчиво, если не сказать – нагло, аспирантов и ординаторов считали ниже себя, огрызались в ответ на вежливые замечания, а сами позволяли себе высказывать любую критику, которая только приходила им на ум. Если в родной «девятке» медсестры подавали врачам нужные инструменты, не дожидаясь, пока их об этом попросят, то здесь непременно нужно было попросить, причем со словами «будьте добры» или «пожалуйста», иначе притворится, будто не услышала. И это во время операции, когда дорога каждая секунда!
Медсестры не радовали, но местные врачи были еще хуже. Резкие, недружелюбные, а некоторые так просто грубые. Аспиранта Сашу Авдошина из Нижнего, с которым Кирилл сдружился, во время операции однажды назвали «косоруким рукожопом». И за что? Ни за что! Точнее, за то, что с сосуда соскочил зажим, наложенный самим оперирующим хирургом. А когда Авдошин попытался возмутиться, его обозвали скандалистом и обвинили в том, что он создает в коллективе нездоровую обстановку.
– Вот если бы я был неизлечимо болен, то нагрузился бы взрывчаткой и взорвал тут все нахрен вместе с собой! – сказал с сердцах Саша после двойной выволочки – сначала его отчитал заведующий кафедрой академик Белянчиков, а затем заместитель главного врача по хирургии, привыкший употреблять выражения покрепче «косорукого рукожопа».
– Забей! – посоветовал Кирилл. – Если все брать в голову, то двинуться недолго. Уже меньше трех лет осталось… Время работает на нас!
Советы давать легко, но у самого как-то не получалось «забивать» и «не брать». Переживал, пыхтел, считал дни до окончания аспирантского срока, который только-только начался. Тут все, как в армии – сначала очень тяжело, потом – терпимо, ближе к концу – нормально, а под конец – зашибись-малина. Но до этой малины было еще далеко.
«Два дежурства в месяц есть? – рассудил Кирилл. – Есть! Вот на них и буду оперировать, чтобы квалификацию не терять. Этого вполне достаточно. А совершенствоваться стану дома, после аспирантуры».
В Центре, битком набитом ординаторами, аспирантами и энтузиастическими студентами, которых хлебом не корми, только дай у операционного стола постоять, недостатка в ассистентах не было, и потому уклоняться от участия в операциях удавалось легко. А через месяц-другой все усвоили, что аспирант Барканский всегда готов стать соавтором (то есть – готов написать научную статью за кого-то из старших товарищей), а вот ассистировать он не любит. Не любит, так не любит. Его дело.
Если уж говорить начистоту, то примерно пятая часть тружеников скальпеля, владеет им плохо или совсем не владеет, но это не мешает им оставаться в хирургии, потому что далеко не все хирурги оперируют. В поликлиниках проводятся самые простые операции, вроде вскрытия фурункула или удаления вросшего ногтя, которые и операциями-то называются чисто формально. Дежурный хирург приемного отделения обычно занимается только оформлением поступающих пациентов и лишь в крайнем-раскрайнем случае может привлекаться на операцию в качестве ассистента (не годится же ворота без привратника оставлять!). Во многих отделениях есть вечные ассистенты или, как их еще называют – «крючконосцы», потому что их участие в операции сводится к держанию крючков, расширяющих операционную рану, и прочим несложным манипуляциям. А то, бывает, хирург и в крючконосцы не попадает, в операционную никогда не заходит, а занимается наблюдением прооперированных пациентов. Как говорится, каждому – свое. Во времена оны в девятой больнице древнего города Ярославля работал хирург по фамилии Манясов. У него была очень плохая слава – совсем не умеет оперировать человек! – из которой он при содействии заведующего отделением извлекал весьма неплохую пользу. Манясов назначался чуть ли не на все плановые операции. Узнав по сарафанному радио, что с Манясовым лучше дела не иметь, пациенты просили заведующего отдать их другому хирургу. «В принципе я не против, но без согласия Николая Николаевича рокировки производить не могу, – отвечал хитрован-заведующий. – Врачебная этика не позволяет». А Манясов
Родителям Кирилл вдохновенно врал – все так хорошо, что лучшего и желать нельзя, только вот по маминым пирожкам скучаю. Мама вообще готовила замечательно, а жареные во фритюре пирожки, получались у нее просто невероятными – пышными, с тонкой хрустящей корочкой и обилием сочной начинки. Подруги пытались повторить, некоторые даже наблюдали весь процесс, от замеса теста до подачи на стол, но никому не удавалось добиться желаемого результата – или тесто получится не хрустящим, или начинка будет сухой, а если все вроде сложится, то добрая половина пирожков развалится при жарке. А мама, казалось бы, готовит на автомате, под телевизор или под телефонные разговоры, а пирожки – один к одному. И никогда у мамы ни один пирожок не погиб смертью храбрых во фритюре – все благополучно дожаривались до победного конца. И на завтра ни одного не оставалось – съедались подчистую.
– Ты там особо не суетись, – советовал отец. – Твое главное дело – диссертация. Ну и публикации тоже двигай, их, как денег, много не бывает. Все остальное подождет.
С публикациями дело обстояло просто. Разумеется, никому не известный аспирант не мог пробить публикацию своей статьи в солидном научном журнале. Но в этот рай можно было въехать на чужом горбу. Точнее – ехали-то как раз на аспиранте, который номинально считался младшим соавтором, но фактически писал работу от начала до конца, а старшие товарищи только свои подписи ставили. Нужна публикация? Иди к доценту или профессору и скажи, что хочешь быть соавтором. Тебе сразу же подкинут тему и обозначат срок сдачи.
Писать научные статьи – дело несложное, нужно только руку набить, усвоить правильный алгоритм. Если усвоил, то сможешь испечь вкусный пирожок с любой начинкой, то есть сможешь качественно раскрыть любую тему, начиная с локального криогемостаза при повреждениях печени и заканчивая эндоскопической диагностикой полипов желудка. Мама, виртуозно владевшая этой наукой, выдрессировала Кирилла на первой же статье, которую он готовил для студенческого научного сборника. Восемь раз переписал – запомнил на всю жизнь. Да так запомнил, что в пример ставили.
– Учитесь у Барканского умению излагать свои мысли! – говорил чуть ли не на каждом собрании заведующий кафедрой. – Я душой отдыхаю, когда читаю его работы. Каждое слово на своем месте, все логично и без пустопорожней белиберды… Как будто не аспирант писал, а профессор!
При таких способностях Кирилл просто не мог не стать постоянным соавтором заведующего кафедрой. Вкалывал, как раб на галерах, бывало, что и засыпал за столом, используя клавиатуру вместо подушки, но зато имел втрое больше публикаций, чем другие аспиранты, а в перспективе маячила монография. Монография в соавторстве с академиком! Разве плохо? Очень даже хорошо! Опять же, расположение академика Белянчикова сделало пребывание Кирилла в аспирантуре более-менее комфортным. Попробуют чем-то нагрузить (а аспирантов и клинических ординаторов вечно чем-то грузят), а ты в ответ: «простите, но не могу – делаю срочные переводы для шефа». К шефу же с уточнениями никто не сунется – он, несмотря на свою потомственную интеллигентность, может по таким адресам послать, которые не каждый доктор филологических наук знает.
Быт со временем тоже наладился – из Медведкова (поближе сразу найти приличное жилье не удалось) Кирилл переехал в благоустроенную однушку на Кооперативной улице, откуда до Центра было рукой подать. Вдобавок новая квартира обходилась на три с половиной тысячи дешевле прежней – вот вам еще одно подтверждение пословицы «В Москве по запросу торг». Переезд оказался удачным со всех сторон. Мало того, что ближе, дешевле и поблагоустроеннее, так еще и в квартире напротив обнаружилась милая одинокая дама раннего бальзаковского возраста по имени Инна. Сразу же после знакомства Кирилла пригласили на чашечку кофе, а сразу же после кофе увлекли в постель (он даже малость обалдел от столь стремительного развития событий). Но лучше уж раньше, чем позже, и вообще нежданная радость вдвойне приятнее. Особенно, если тебя не пытаются опутать обязательствами, а просто любят. Да и вообще надо же с кем-то общаться. С однокурсниками, которые продолжали учебу в столице, встречаться не тянуло. Они сразу бы начали расспрашивать про аспирантские дела, а Кириллу не хотелось ни врать, ни рассказывать правду. Лучше уж общаться с теми, кто вместе с ним варится в этом котле, или же с людьми, далекими от медицинских дел, вроде Инны.