Долг сердца
Шрифт:
Он выдвинул «холодильник». Отец лежал бледный. Его волевые черты лица заострились, но природная мужская красота всё же была с ним.
– Я вас оставлю, – интерн удалился.
Грудь отца пересекали швы от вскрытия. Он потерял много крови, но умер мгновенно. Три тёмных отверстия с опалёнными краями от пуль чернели на мощной груди. Я прикоснулась к одному из ранений и обвела по краю, а потом дотронулась до его щеки. Кожа уже была прохладной.
– Папа, я должна попросить у тебя прощения, – я шептала, как будто он мог меня услышать, хотя бы в последний раз. – Меня не было рядом. Я не смогла тебя спасти. Прости меня, папа.
Я поцеловала его в щёку, ещё раз прикоснулась к груди, где ещё недавно билось родное сердце. Я задвинула каталку и вышла. Я всё ещё не могла плакать. Интерн был удивлён, что я так быстро.
– Мне нужно подписать бумаги и определить, когда забрать тело отца.
Он поспешно затараторил:
– О, нет, только подписать. Всё уже оплачено. Его друзья приезжали, сказали, что всё подготовят к послезавтра и заберут. Просили подготовить тело к десяти утра.
Друзья, значит. Я не знала папиных друзей. И были ли они у него…
Мы вернулись в ординаторскую. Я подписала бумаги, оделась и ушла. У выхода всё ещё стояли машины и мужчины. Один из них отделился от толпы и твёрдой походкой направился ко мне.
– Ольга Филатова?
– А разве не похожа?
– Похожа. Садись в машину.
– Зачем?
– Нужно утрясти кое-какие дела твоего отца.
– Я ничего не знаю о делах отца.
– Скоро узн'aешь.
Мужик не собирался отступать, так что пришлось проехаться. Мы кружили по городу, меняли машины и водителей. Я быстро потеряла интерес к происходящему и в промежутках проваливалась в сон после ночной смены и шока.
– Приехали, вылезай.
Я часто заморгала, пытаясь отогнать сон, и спустила ногу, осматриваясь по сторонам. Мы заехали в закрытый двор, судя по всему где-то в центре города с историческими постройками. Въезд во двор был не просто перекрыт шлагбаумом, а полностью закрыт железными воротами. Для меня открыли металлическую дверь в здание, похоже, бронированную.
– Бункер Сталина?
– Проходи, дочка Сталина.
Сразу за дверью начиналась узкая лестница, а за ней балкон. Ночной клуб. Днём это мрачное зрелище. Черная сцена, оплетённая проводами, неподвижный зеркальный шар, которому нечего отражать, пустые софиты, чёрные столы и стулья. Мы прошли по коридору, где начинались приватные комнаты. Мой сопровождающий вошёл в комнату и прикрыл дверь. Я слышала короткий разговор, но слов разобрать не могла. Он вернулся и открыл передо мной дверь.
Только в фильмах главный герой стоит спиной к двери, а потом картинно поворачивается на камеру, выгодно демонстрируя подтянутую фигуру и лицо. В реальности главный герой стоял лицом к двери и не двигался, хотя ему это было не нужно. Фигура у него была отличная – высокий, широкоплечий, атлетически сложенный, с красивым мужественным лицом.
– Садись, Оля. Помнишь меня?
Я прошла к кожаному дивану и пыталась скрыть эмоции от воспоминаний. Я помню его. Помню, как отец притащил худого долговязого пятнадцатилетнего пацана-беспризорника через полгода после маминой смерти и помогал ему. Но лучше бы он этого не делал. Потом помню его одиннадцать лет назад студентом известного вуза и чемпионом ММА, подтянутым и крепким. И помню ещё кое-что, а думала, что забыла.
– Помню, Дэн.
– Так вот, какой ты стала.
– А ты ожидал увидеть гламурную девицу в норковой шубе с накаченными губами?
– А разве губы у тебя не накаченные?
– Подъёб засчитан. Плюс 100 очков. Я здесь за этим?
Он вдруг сразу стал серьёзным. Дэн вообще был глубоко вдумчивым, сколько я его помню.
– Нет.
– Тогда зачем?
– У твоего отца остался долг.
– Насколько я знаю, у моего отца не было легального бизнеса, поэтому наследство мне не полагается. Есть только недвижимость. Если нужно, я могу её продать.
– Нет, Оля, другой долг. Если бы были деньги, я бы отдал сам.
– Тогда что за долг?
– Он подписался на одно дело, и теперь его партнёры хотят, чтобы ты это закончила.
– Я ничего не знаю о делах отца. Это всем известно. Поэтому не представляю, чем могу помочь его партнёрам.
– Проблемы индейцев шерифа не волнуют. Они выйдут на тебя в ближайшее время. Скорее всего, на похоронах.
На похоронах. Это значит, что даже проводить отца я не смогу как следует.
– Оля, у тебя что-то болит?
– С чего ты взял?
– Ты морщишься как от сильной боли.
– Я устала, Дэн, и хочу домой.
– Хорошо, Оля. Я всё равно пока не знаю подробностей.
Сквозь затуманенное сознание я с трудом соображала. Зачем я здесь? Он ведь не сказал мне ничего важного. Просто хотел на меня посмотреть? Понять, насколько я вменяемая и подхожу для его планов? Мне это было безразлично. Сейчас я не чувствовала практически ничего кроме боли утраты. Поэтому спросила я совсем о другом:
– Меня кто-нибудь подвезёт?
– Да, но на твою съемную квартиру нельзя.
– Почему? – Я даже не поинтересовалась, откуда он знает про мою съёмную квартиру.
– Там гостеприимные китайские замки, вскрываются скрепками за минуту. А потом мори жучков по всем углам.
– Тогда куда?
– В квартиру отца, там охрана и чисто.
Тут в комнату резко вошла девица. Высокая, стройная, длинноногая, в коротких кожаных шортах на чулках в сеточку и цветной шубке из непонятного меха поверх майки, которая открывала б'oльшую часть груди. Нарисованное красивое лицо, яркие губы и белые зубки, которыми она лениво пережевывала жвачку. Она бросила на меня беглый взгляд и обратила всё своё внимание на Дэна.
– Я зайду позже, босс, – прощебетала она.
– Да уж, моя радость, – мягкий тон мгновенно превратился в ледяной, – зайди позже.
Девица картинно развернулась и вышла, но дверь прикрыть не забыла.
– Я тоже пойду.
Я встала с дивана.
– Оля, мои соболезнования.
Мне было очень больно, и я опять морщилась.
Глава 2
Долг – это любовь к тому, что сам приказываешь себе.
И. Гёте