Долг

Бурнашова Виктория

Мелинда верит в него. В её взгляде была жалость, разумеется, ко мне и… спокойствие. Может, она приложила к этому руку, а может она действительно верит в Лорина, не знаю. Её уверенность мне никак не передавалась. Я ощущала… конец. Что-то изменится. Точнее, всё, но я понимаю, что после сегодняшнего дня всё будет совсем по-другому. Меня не станет и что-то случится. Лорин пожалеет или сильно обрадуется, быть может, даже отомстит за меня (сомневаюсь), но содеянного не вернуть, я на веки упокоюсь.

Так, хватит! Сколько раз я так пессимистично мыслила? Да больше сотни раз точно!

И я оставалась жива. Всегда. Какая-то ерунда приключалась и казнь откладывалась. В этот раз такого не будет, поскольку убивать меня будет не негодяй — ликан, а всего лишь его… старая подруга. Она — не он. Получается, что я сделаю одолжение всем тем Богам, которые издеваются надо мной. Но я не стану убиваться по этому поводу! Достало. Просто надоело трястись, как кролик на разделочной доске. Вечно только страх и скорбь! Хватит. Меня обманули, но у меня не было выбора. Мне же не уйти, я вообще рабыня, о чём я? Меня Он принудил к вере. У меня не было выхода, не было возможности думать по-своему. Он всё решил за меня и теперь мне наступает конец. Так, как решил он. Не будь этой метки, я была бы жива, но… все мы с вами понимаем, что счастья нет, либо оно недолговечно или вообще дешёвая фальшивка.

 — Это твой альфа, — даже головой чуть дёрнула. — Я его не выбирала.

 — Но говоришь ты, как его альфа, — заметила девушка. — Осмелела, возмужала даже как-то…

Всего лишь сбросила скорлупу. Довели.

 — Когда тебя не унижают ежеминутно, то начинаешь думать, что ты не последнее ничтожество, — налила я себе ещё воды. — Вот и я задумалась.

Сделала несколько глотков, и тошнота начала потихоньку отступать. Если плохо — выпей воды, девиз на все времена.

 — Лорин ведь переживает за тебя, — заметила волчица, облокачиваясь на столешницу. — Все эти дни у старейшин провёл, в администрацию ходил, в библиотеке все книги перерыл, чтобы найти что-нибудь про отмену вызова.

Ага, конечно. Очередная, мерзкая, гнусная ложь. Сегодня я не буду в это верить и даже думать на эту тему. Ну… нет, а как он, простите, искал выход?! «Простите, я случайно её за плечико куснул, нельзя ли возврат сделать?» — так что ли?! Бред и неправда! Так. Я не должна думать об этом, чёрт бы его побрал! Мне всё это не нужно! Мне блондин мой подписал смертный приговор, как я и утверждала ранее, а теперь его приводят в действие. Вот и всё. Ничего необычного и ничего сверхъестественного. Лорин мужчина взрослый, голова на плечах есть, значит, он это сотворил намеренно, а теперь пытается создать видимость, что он этого страшно не желает. Задумал что-то, скорее всего, вражду с Бюртом никто не отменял.

 — Надо было раньше думать, — почти отмахнулась я, присаживаясь за стол. — Я ведь ему говорила… Ладно, этому суждено было случиться.

Девушка тоже села за стол.

 — А как так получилось, что он тебе… метку поставил? — негромко задала девушка вопрос.

Уныло покосилась в окно. Ох, мне бы кто объяснил.

 — У Лорина спроси, — лаконично отозвалась я.

Волчица начала жевать губы.

 — Он не ответит, наорёт ещё, — вздохнула. — А тебе же нечего терять, ты ж сама не веришь, так что…

Зато

честно. Ну да, я ведь сама это сказала, и она… пользуется моим положением. Просто коза, но очень умная и пронырливая.

 — Он сорвался, изнасиловал меня и грызанул за плечо, — выдохнула я, разминая чуть затёкшую шею. — Больше сказать ничего не могу, потому что сама не знаю.

Её голубые глаза чуть ли в блюдца не превратились. Пара секунд и разомкнулись губы. Она растерянно захлопала глазами.

 — Не может быть, — зашептала Мелинда. — Лорин бы никогда не стал… тебя брать силой…

 — Это случилось в ту ночь, когда мы с тобой последний раз пили вместе, — чуть усмехнулась я. — Тебя забрал Морик, а меня Лорин. Что ему в голову взбрело, не знаю, но в ту ночь я стала женщиной.

 — И как?

Господи, сколько изумления, любопытства и неверия! Вот что не говори, а бабы, кажется, все одинаковые. Сплетни — это наш мёд.

 — Хуже ничего в жизни не испытывала, — искренне покачала головой.

 — Говорят, что Лорин в постели прям… хорош.

Прикрыла глаза и потёрла переносицу. В свои последние часы я бы очень не хотела говорить о Нём. Совсем никак не хотела бы! Но… альтернативы нет. Лучше говорить, чем быть сожратой изнутри собственным разумом.

 — Ну, потом всё изменилось, конечно, но первый раз был кошмаром, который я пытаюсь забыть, — даже руку подняла и чуть повела её из стороны в сторону. — Ваш альфа — засранец.

Сердце быстро-быстро заколотилось, меня бросило в жар и… отпустило. Испугалась, что это сказала вслух. А так даже лучше. Я наконец-то сказала это!

 — Я не могу с тобой согласиться, поскольку если он узнает…, но ты же жить не собираешься, так что да, он гад и мерзавец узколобый.

Есть. Мы поносим моего сожителя. И это со мной случилось! Может, за оставшиеся часы я и родить успею? Ну, в чудеса-то верить надо…

 — Брось, — нахмурилась и усмехнулась я. — Даже если Боги меня пощадят, и я останусь в живых, я бы никогда тебя не сдала.

 — Правда? — удивилась она. — Почему?

Посмотрела на девушку. Потому, что я не такая вот и всё.

 — Я не привыкла к… Как это называется… О, стукачеству. Мне претит даже мысль о подобном, — забормотала я, разглядывая стакан. — Жаловаться на жизнь и плохие условия — это пожалуйста, как за «здравствуйте» сойдёт, могу днями и ночами ныть о плохом содержании, но рассказывать кому-то о ком-то за спиной… Если нет прямого приказа от «начальства», то никогда не стану.

 — Я тебе верю, — кивнула она вдруг. — И ты должна знать, что будь ты ликаном, то я бы с радостью приняла бы тебя, как свою альфу. Ты достойна этого положения, правда… слабая ты очень, а в остальном да.

Вроде и приятно стало, что меня в каком-то роде признают, но… это же не «платье у тебя некрасивое», мне исправить эти «огрехи», которые случились на высшем производстве невозможно. Я такой родилась. Такой и умру, а про сожаления… ну да, было бы здорово, будь я со всеми на равных

 — Будь я сильнее, прости, но у тебя бы вообще не было альф, — чуть заломила я бровь. — Укокошила бы Лорина за его поганый характер.