Долгая дорога к дому

Ефимов Алексей Иванович

1.

Старый Замок был действительно старым. Его построили адепты какой-то давно забытой религии, искавшие убежища в дикой тогда долине — больше трехсот лет назад. Сейчас в нём размещался молодёжный центр, являвшийся, по сути, отделением ЧК. Но пришла пора вспомнить о его первоначальном назначении.

Здесь Элари оказался не у дел — он не был военным, а его профессия (его работа в посольстве Жителей Пустыни состояла из надзора за системой вентиляции и болтовни с Суру) потеряла уже всякое значение. Он с радостью ушёл бы в Емс-Самзу — если бы его в неё впустили. Но у её входа стояли совсем незнакомые ему солдаты, так что оставался только Замок.

Вчера вечером он долго и бесцельно бродил по городу, пока не оказался здесь, привлечённый

скоплением молодёжи. Он смутно помнил, как все жадно ели и пили в большом, ярко освещённом зале, охваченные мутным, лихорадочным возбуждением. Потом он вдруг оказался в маленькой и совсем тёмной комнате с какой-то девушкой. Они заперли дверь и полночи занимались любовью, забыв обо всём, кроме друг друга. Потом Элари забылся мёртвым сном, а поутру обнаружил себя нагишом на диване — с ободранной до крови спиной и такой ломотой во всех мышцах, словно ночь напролёт таскал камни. Его тело словно превратилось в сосуд из тонкого стекла, набитый ватой. Пришлось залезть под ледяной душ, и стоять под ним едва ли не полчаса, чтобы прийти в себя и вспомнить, как он здесь оказался, — и ещё полчаса он потратил, чтобы привести себя в относительно приличный вид. Элари не помнил, где в последний раз видел свои сандалии. Он нигде не мог найти новых, — и, если на то пошло, вообще никого. Замок вымер, все его многочисленные обитатели исчезли, словно сон, и он уже начал сомневаться, что они вообще были.

Наконец, он наткнулся на остатки вчерашнего пиршества и жадно набросился на них, не брезгуя и объедками — его терзал волчьий голод. Потом Айскин возобновил свои поиски — и, наконец, забрёл в радиостанцию. Один из приемников всё ещё был включен. Там, в одиночестве, присев на спинку кресла, он слушал невеселые сообщения о решающей битве Айтулари.

2.

— …Нам придали спецотряд "сил безопасности" — два взвода, всего человек восемьдесят с тремя гранатомётами и дюжиной джипов — восемь спаренных тяжелых пулеметов и четыре безоткатных орудия. Командовал ими капитан Плаун — тот самый, помнишь? Они поперли в атаку напролом, — думали, что сурами разбегуться от одного их вида. Те встретили их ёще на дороге и хорошо проредили ружейным огнем — подожгли пять джипов. Они попытались укрыться за насыпью, но сурами их там уже ждали. Половина госбезов легла сразу, остальные попёрли в штыки. Тут-то их всех и покрошили. Сурами дрались в рукопашной, как звери — у нас во взводе восемь человек убито, дюжина ранена… — оба офицера злобно посмотрели на Элари и тот счёл за благо идти дальше.

Казалось, в Лахоле не осталось никого, кроме солдат. Он охотно присоединился бы к ним — если бы ему дали оружие — но с ним никто не хотел говорить. Элари мог их понять — армия Председателя славилась тем (это говорили по радио), что могла в любой момент посадить всех своих бойцов на грузовики и доставить их в любое место. Сейчас же (ему удалось подслушать разговор ещё двух офицеров) двести сорок армейских грузовиков из трехсот уже оказались в Си-Круане — понятно, не с солдатами, а с их начальством, родней начальства и вещами начальства. Остальные были сожжены сурами. В столице уже не осталось исправных автомобилей — а без буксируемой ими артиллерии боевая мощь армии стала, по сути, равна нулю. Конечно, ещё оставалось личное оружие — самозарядные винтовки и гранаты, но не осталось самого главного — боевого духа. Из восьми тысяч бойцов, собравшихся в столице, триста уже были ранены, а ещё больше спятили и их пришлось запереть. Лишившаяся командиров армия не шла на помощь своим, ожидая неведомо чего. Немногие оставшиеся офицеры даже не пытались как-то заменить сбежавшего Председателя. Что же до бойцов — то многие из них спешили убраться из Лахолы, пока у них еще есть такая возможность. Элари не видел, чтобы кто-нибудь задерживал их, даже если они уходили, прихватив оружие. Если такое творилось в армейских частях, что говорить об ополчении? В сущности, сопротивляться могло не больше трёх процентов населения — и дело было даже не в отсутствии оружия, а в психологии. Вызванное вторжением оцепенение и шок через несколько часов сменились лихорадочным

возбуждением, а оно — вялой обреченностью. Конечно, многие ещё ничего не знали о положении дел, но большинство уже осознало тщетность защитных усилий. И они стали думать — а стоит ли защита столицы их драгоценной единственной жизни? Элари думал, что стоит — но что он мог сделать в одиночку? Другие, наверное, думали так же. И в результате…

Его размышления прервал глухой рёв, похожий на рёв воды или пожара. На него частным треском накладывались выстрелы. Все вокруг бросились бежать, словно стадо испуганных оленей. Юноша растерянно застыл, потом побежал тоже. Он понял, что означает этот рёв — сурами уже были в городе, бесчисленные полчища, миллионы, — и от них нет никакого спасения, кроме бегства. Но вот куда? Ведь Айтулари остался последним островом человечества во враждебном море сурами — кроме Жителей Пустыни, которые тоже не были людьми.

3.

Он не думал о том, куда бежать, и ноги сами вынесли его в знакомое место — к приюту и школе. Что ж, в качестве убежища она была ничем не хуже других мест.

Элари рванул дверь. Она была заперта, но он, не замечая этого, рванул её ещё раз, изо всех сил. Дверь с треском распахнулась и лишь тогда юноша понял, что сорвал замок. На миг он растерялся, представив, что ожидает его за такую проделку, потом бросился внутрь.

В коридоре он столкнулся с пожилым мужчиной, вооруженным топором. Мужчина решительно двинулся навстречу, но вдруг шарахнулся назад, словно от огня. Элари узнал Юкана Руми, школьного сторожа. Он попробовал подойти к нему, но сторож вновь попятился. В его глазах возник страх. Как ни странно, именно чужой страх привел Элари в себя.

— Что с тобой? Ты что, меня не узнаёшь? — его голос гулко раскатился в пустоте коридора.

— Элари? — Руми неуверенно опустил топор. — Что с тобой?

— А что со мной? — юноша удивленно посмотрел на себя и вдруг рассмеялся.

Да, его можно было испугаться — рослый, сильный парень, босоногий, в мятой тунике, с дико встрепанными длинными волосами (в приюте его всегда стригли коротко) и глаза наверняка горят, как у сумасшедшего. Да…

— Пойдем быстрее, — Руми сунул топор за пояс. При его небольшом росте это выглядело комично. — Наши уже все спрятались.

— Где?

— Тут есть тайное убежище — мы подготовили его на крайний случай. Пойдем, быстрее!

Убежище? Элари думал, что знает эту школу, как свои пять пальцев, но уже ничему не удивлялся. А медлить не стоило — глухой рёв становился все сильнее и выстрелы звучали, казалось, совсем рядом. Он пошёл за сторожем.

4.

Полутемный коридор, казалось, тянулся бесконечно. Наконец, Руми свернул в одну из гардеробных комнат — тонкая деревянная дверь, шкафы в стенах, груды тряпья на застеленном коврами полу. За окном тлел серый, дождливый день, казавшийся ещё гаже из окна первого этажа. За полуоткрытыми дверцами шкафов таилась темнота.

— Это здесь? — спросил Элари.

Руми кивнул, запирая дверь. За ней открылась ещё одна дверца встроенного шкафа — когда входная дверь была открыта, увидеть её было нельзя.

— Да. Сюда.

Они полезли в шкаф, точнее — в глубокую нишу в стене, завешанную одеждой. Запах пыли и нафталина ударил в нос. До дальней стенки было не больше метра — но этот метр был забит тряпьем, свисавшим с вешалок, протянутых пониже их голов. Наконец, они прижались к задней стене — не каменной, а деревянной. Руми поскреб ногтями и сдвинул фанерную панель. За ней оказалась ещё одна деревянная каморка, такая тесная, что они едва втиснулись в неё вдвоем.

Когда Руми задвинул панель, что-то щелкнуло и прямо над их головами вспыхнула яркая лампочка, осветив пыльный ящик из красноватых мебельных панелей. Руми щелкнул вделанным в стену тумблером. Пол ушел вниз.

Узкий самодельный лифт спускался почти бесшумно, лишь над их головами тихо гудело. Прямо перед носом Элари поплыли красные кирпичи грязной стены. Через три секунды они уже вышли в подвальный коридор. Прямо перед ним… Элари вскрикнул.

— Не бойся, это я, — улыбнулся Суру.