Долгая дорога в страну возрастных изменений
Шрифт:
В сказочном мире женщины не претендовали на ведущие роли ни во власти, ни в семье, за редким исключением. Однако мы знаем, чем кончились претензии старухи из сказки Пушкина о золотой рыбке. Синеглазки, Василисы Премудрые и Прекрасные вместе с Марьями Моревнами часто были прозорливей, ответственней, умней, способней и могущественней окружавших их мужчин. Их мудрость не позволяла им чувствовать себя обиженными и оскорбленными или ущемленными в правах, ибо они владели секретом счастья. Меньше всего они думали о равноправии полов, да и о законе физики «сила действия равна силе противодействия» они ничего не знали. Мне кажется, что именно этот закон подтолкнул реальных женщин к восстановлению справедливого равновесия. Они заявили: «Не позволим нас больше и дольше давить. Ответим вам адекватным противодействием, господа мужчины».
И знаете, кто подал сигнал к началу феминистического восстания? Один из homo sapiens мужского достоинства. Речь идет о выдающемся французском революционере Робеспьере. Незадолго до своей трагической кончины в 1794 году он впервые громогласно озвучил лозунг, подхваченный восставшими массами и взятый на вооружение всеми поклонниками демократии: «Свобода, равенство, братство!» За эти слова Максимилиан поплатился головой, а многие сторонники Великого буржуазного переворота, особенно женщины, восприняли предложение буквально. Сторонницы революции поверили в демократию и даже успели составить и подать в Национальное собрание документ, частично уравнивающий их в правах с сильной половиной. Мужчины испугались и бумаге ходу не дали, а тут и Наполеон со своим переворотом в месяце брюмере подоспел. Пришлось свободе, равенству и братству вместе с правительством Директории отправиться в отставку.
Женщины не сдались, они затаились и ушли в подполье, откуда и посылали миру литературные весточки. Поднакопив силы, во второй половине девятнадцатого века они создали гендерное движение. Его члены стали называться суфражистками (от англ. suffragist – право голоса). Именно его они и требовали в первую очередь. В конце концов после многолетней борьбы женщины требуемое получили.
Благодаря профессору Сироткину, читавшему в Инязе курс французской истории, я до сих пор поражаю соотечественников Макрона знанием некоторых фактов их прошлой жизни. Профессор не отказывал себе в удовольствии на экзамене задавать дополнительные вопросы. Мне, например, досталось целых два. Сначала меня спросили, сколько сортов сыра производится в стране трех мушкетеров. Проживая за мощным железным занавесом, я не смогла тогда правильно оценить разнообразие молочной продукции капиталистической сырной державы. Зато на второй вопрос: «В каком году женщины во Франции получили право голоса?» – я ответила без запинки. Бросить бюллетень в урну наравне с мужчинами и тем самым реализовать главное конституционное право соотечественницы Жанны д’Арк смогли только после Второй мировой войны, в 1945 году.
Идеологически выдержанный товарищ Сироткин неоднократно подчеркивал, что нам, советским студенткам, невероятно повезло, так как главный государственный документ СССР гарантировал нам возможность исполнения гражданского долга с восемнадцатилетнего возраста. К этому своему долгу я относилась спокойно, но ответственно, голосуя в назначенный день до полудня. Однако, расставаясь с выданным мне районной избирательной комиссией листочком, я никакого волнения в груди не испытывала. Я воспринимала происходящее как должное и неизбежное. Меньше всего я думала в тот момент о равноправии женщин и мужчин.
Взглянуть иначе на выбор как таковой, будь то избрание члена местного совета депутатов или поиски ответа на вопрос, как жить дальше, меня заставила институтская встреча с экзистенциализмом. Я прониклась рассматриваемой им проблемой социальной ангажированности и ответственности человека за свои поступки. Я зачитывалась Камю, Сартром, Мориаком и их американскими последователями – Стейнбеком, Апдайком, Теннесси Уильямсом, Куртом Воннегутом. Вовремя попавшаяся умная книга про экзистанс помогла мне переварить обильное чтение и адаптировать чужие гениальные мысли. В результате к девятнадцати годам у меня сформировалось упрощенно-утилитарное понимание величайшего философско-литературного направления двадцатого века. И сводилось оно к следующему: принятие любого решения ведет к потере liberte, ибо ты свободен только в процессе выбора. Таким образом, пока ты колеблешься, стать тебе врачом или актрисой, надеть брюки или мини-юбку, купить 300 граммов колбасы или 500, а также кому из поклонников отдать предпочтение, у тебя нет ни перед кем никаких обязательств. Они появляются только после принятия решения. Итак, коли ты определилась с призванием, оделась, отоварилась мясным изделием, встретилась с Петей, а не Васей, то ты отказалась от свободы, социально ангажировалась и начала по полной нести ответственность за свои действия.
Очень соблазнительным тогда выглядело альтернативное решение всех проблем – переселение на небольшой уютный необитаемый остров с приятным климатом и со всеми коммунальными удобствами. Найти бы свой Чунга-Чанга и жить как хочется, ни с кем не считаясь. Все равно никого, кроме тебя, там нет. Однако вскоре труды главной феминистки второго пришествия нарушили плавное течение моего экзистанса. Соратница, последовательница и гражданская жена Жан-Поля Сартра попыталась взять меня в интеллектуальный плен и обратить в свою феминистическую веру. На какое-то время Симона де Бовуар стала чуть ли не властительницей моих скромных девичьих дум. Прочитав 800 страниц книги «Второй пол», я почти согласилась с автором, что «женщиной не рождаются, женщиной становятся». Однако подобной точки зрения я придерживалась недолго. Во-первых, я прекрасно себя чувствовала в женском обличии, а во-вторых, моя семья являла чудесный пример гармоничного полного межполового равенства.
Наша ячейка советского общества походила на мини-державу с конституционной монархией, а по сути это была истинная демократия. Вся законодательная и частично исполнительная власть сосредоточивалась в руках королевы Бабушки, однако без поддержки двух палат парламента – дедушки и папы – система не функционировала. Интересы мужской половины строго соблюдались, и ей позволялось безмерно любить, восхищаться и повиноваться верховной правительнице. Нашим мужчинам также разрешалось иметь собственное мнение, пристрастия, вкусы и даже увлечения. В нашем королевстве работа не делилась на «М» и «Ж». Моим воспитанием занимались и дедушка, и бабушка, равно как и приготовлением пищи. Еженедельная уборка и генеральная накануне праздников производились совместными усилиями. Закупки делались всеми по очереди. Наша внутрисемейная хартия вольности гласила: люби, уважай, помогай ближнему и не воспринимай себя слишком серьезно. Подсмеиваться друг над другом было в порядке вещей, и очень поощрялась самоирония. Позднее я поняла, что, увы, далеко не все понимают и тем более ценят шутки, особенно мужчины. Они инстинктивно, на уровне подсознания, боятся быть смешными, считая, что витающая в воздухе насмешка – это посягательство на их достоинство и чувство собственной значимости.
Юмор более или менее свойственен человеческой природе, но часто входит в противоречие с властью и религией. Он сеет сомнения в непогрешимости и тем самым подрывает устои всего на свете. Мировая культура дает тому немало примеров. У Булгакова в «Мастере и Маргарите» фиолетовый рыцарь из свиты Воланда однажды неудачно пошутил, за что столетиями отбывал наказание в обличии шута Коровьева. В увлекательнейшем псевдоисторическом романе Умберто Эко «Имя розы» страницы опасной книги о смешном пропитаны смертельным ядом. Осмелившиеся прочесть сатирическую ересь должны были немедленно заплатить за дерзость жизнью. Мне очень нравится анекдот конца прекрасной советской эпохи. В коридоре КГБ стоят два офицера и громко смеются. Проходящий мимо генерал недоуменно спрашивает: «В чем дело, товарищи?» Давясь от смеха, молодой капитан отвечает: «Мы только что придумали анекдот, за который будем давать десятилетний срок».
Да, наш народ любит и умеет шутить. Чем-чем, а юмористами всех сортов не оскудела земля русская. Зеркало нашего бытия – телевидение показывает разные юмористические программы. Иногда они весьма сомнительного качества, но крылатое изречение «Так пипл же хавает!» оправдывает любую безвкусицу. Раз в месяц нас кормят юмором для избранных с этикеткой «Дежурный по стране». По-прежнему работает кузница самодеятельного юмора КВН, и из-под ее молота выходят новые таланты. Когда-то Клуб веселых и находчивых дал путевку в жизнь «Новым армянам», а они его и нас отблагодарили суперпопулярным Cоmedy club.
Хотелось бы обратить ваше внимание на тот факт, что юмор до сих пор не признает равенства по половому признаку, хотя и старается быть лояльным к ж/м. Лучшие юмористы – по-прежнему мужчины. Конечно, женщины в последнее время наращивают количество комедийных актрис, сценаристок, режиссеров, журналисток, писательниц и т. д., но пока что в процентном соотношении их еще кот наплакал. На бытовом уровне дело, безусловно, обстоит иначе. Однако приходится констатировать тот факт, что насмешницы в повседневной жизни не популярны, их остерегаются как на работе, так и дома. Получается, что женский юмор годен только для сугубо внутреннего личного пользования. Другое дело – чувство смешного. Мужчины ценят сей дар в спутницах, ведь им приятно, когда их остроты вызывают одобрительный смех.
Конец ознакомительного фрагмента.