Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)
Шрифт:
: “Халява — плииз”...
— П Л И И З ! ! !
Тренированная Светик сразу полезла наверх — стелить спальники, по опыту зная, что потом сделать это будет крайне проблематично.
— Я всегда его показываю,— пояснил Мамонт,— потому что мало-ли что: вдруг у тебя менты слабые, или сердце почки опустило...
— По-моему, Мамонт был уже хорош. Он достал свой военный билет и сунул его в Удава.
— Это ОНА,— сказал он и положил на стол первую флягу.
— И мы будем ЭТО пить? — дрожащим от волнения голосом поинтересовался Золушка, но Удав уже орал:
— А-каааак-же!!!
— Да,— подтвердил Мамонт и честно посмотрел мне в глаза. Взгляд у него был на редкость человечный и жалостливый.
... И в этом месте я хочу поднять свой стаканчик за настоящую мужскую солидарность и дружбу — ибо ничто... впрочем, продолжу: откуда удалось потом вспомнить. Да.
— Очнулся я в ЖБК, в Хаосе: сидел и обнимал плиту с надписями. Было холодно. “Наш паровоз вперёд летит — мы едем без билета”,— видимо, по инерции продолжало грохотать в правом ухе. Значит, Мамонт сидел с той стороны.
Во рту была бяка, в желудке — пожар мировой революции, а головы вообще не было. Да. Бо не чувствовал я её. То есть это было уже где-то за пределом головной боли. «За порогом ГБ»,— как выражался когда-то старина Дизель.
: М-да... Значит, я-таки дорвался до бесплатных спасработ,—
— Добрая у меня душа. Но где ж тогда Мамонт?
Последний раз я его видел, пока ещё был в сознании — когда они в Подарке орали, обнявшись с Удавом и Золушкой: «Для нас любовь лишь — перекуры; вперёд, друзья, вперёд, друзья,— вперёд!.. А БАБЫ —— ДУРЫ, ДУРЫ, ДУРЫ, ДУРЫ, ДУРЫ! А БАБЫ БЕШЕННЫЙ НАРОД!!!» То есть, насколько я понимаю в опьянениях, в ближайшие сутки в гроте Подарок с сексуальной толерантностью было покончено. Да.
: Значит, упал там — или дополз до Весёлого. Третьего не дано.
Во фляге — НЗ-шной фляге, что почему-то ещё была у меня, нечто плескалось, и это давало мне некоторый шанс живым добраться до Весёлого. Бо надо было довести до конца начатое — я имею в виду поиски Шурки-Гитариста.
— Да. Во фляге оставалось ещё целых два глотка, и один я сделал сразу — чтоб выползти из Чёрт-лифта, а другой — перед Сейсмозоной.
— И сразу нашёл Весёлый.
Точнее, я их услышал. Потому что то, что было в Подарке — ещё не звук был,— а так: пьяниссимо полушёпотом. Да.
По этому вою, как по пеленгу наведения, можно было идти сквозь породу — на хорошем щите, конечно.
— ПОСЛЕ КАЖДОЙ ПОПОЙКИ — ВСПОМИНАЯ О НЕЙ,— надрывался Гитараст, и Мамонт вторил ему своим диким рёвом:
— Я ИДУ НА ПОМОЙКУ — И КОРМЛЮ ГОО-ЛУБЕЙ...
: Собственно, главное было сделано.
— Ой, вы ВОЛЬНЫЕ ПТИЦЫ — ПТИЦЫ АНГЕЛЬСКИХ ЛЕТ!!!
: Шурка был жив — и даже более,—
— ВЫ ЗНАКОМОЙ Д—ДЕВ-ВИ-ИЦЕ
ПЕРЕЕДА’ЙТЕ ПР-РИВ-ВЕЕЕТТТТ!!!!!!
: Судя по звуку, трёх струн на гитаре уже не было. Значит, Гитарист был в ударе. И слегка ’дат.
— И продолжал играть: что ему — три каких-то струны? Он на трёх струнах лабал, как иному на тридцати шести в консерватории на выпускном концерте не снилось —
— ТЫ ЖЕ С ДЕТСКОГО ДОМА ОБЕЩАЛА ЛЮБИТЬ...
: Я пёр на звук, как проходческий комбайн.
— К-КОЛЬ ПОЛ-ЛЮБИШЬ ДРРРУГООГО — М-МОГУ МОРДУ Н-НАБИТЬ...
: На этот звук можно было идти и без света.
— А-А-А-Т-ТЕПЕРЬ В ТВОИХ ПА-АТЛАХ НОЧЬЮ СПИТ Э-ЭФИОП...
— Не спит,— раздался в паузе рык Мамонта,— он не в патлах спит, он на столе в сгущёнке...
: В гроте что-то звякнуло.
— Я Ж Л-ЛЮ-ЮБИЛ ТЕБЯ, ПАДЛА!..
— И БЫТЬ МООООООООООЖЕТ —— ПОО ГРООБ!!!
: бом!!!
— Судя по звуку, это была четвёртая.
Конечно, Шурка — гитарист-виртуоз, у него семь верхних ладов в ладони — как у меня три умещаются; музыкант он от бога, на любом инструменте играть может — только полчаса, чтоб пальцы аппликатуру запомнили,— но на двух струнах...
— После каждой помой... Вспоминая о... ней...
— И Песня начала выдыхаться.
— Я иду на... иду...
..: Последнее слово утонуло в дивном храпе Мамонта. Но я уже взял пеленг —
— предо мной возникло препятствие; я упёрся в него, нажал — и оказался в гроте.
— Вообще-то здесь была стена,— пробормотал, не открывая глаз, Мамонт,— всё, допился до сталкеров... Спокойной всем крыши.
Я, как мог, поднялся на ноги и попытался отряхнуть прах стены.
— А-а, это ты, Сталкер, — не удивился Гитараст,— ну что ж, заходи — коль вошёл.
: Словно ничего не было. Или Мамонт ничего ему не сказал?
— Да ты сядь, не суетись,— говорит Шурка,— как голова-то: не болиД?
— Слушай,— говорю я ему,— чёрт с ней, с головой. Ты знаешь, что Нэд твою Свечу у Шагала задула?
Шурка сплюнул.
— Тьфу,— говорит,— и ты туда же... Я думал, хоть ты — нормальный в этом филиале Сифра-Сербского-Кащенко... Ну ладно, ладно — не злись. Ну, может, я такое гОвно — да что тут поделаешь? Не нравится — как говорится, не ешь. Но я убираюсь там иногда — от вас же там столько срача! — спички, бычки, парафин... Не серчай — просто каждый чтит мёртвых по-своему. Вы свечи жжёте и плекс, а я порядок за вами навожу.
— Не понял,— говорю,— значит, ты не ставил Свечу?..
— Ну, заладил! — начинает нагреваться Гитараст,— если ты так этого жаждешь — в следующий раз обязательно там что-нибудь под’ставлю. Считай, об за твою пустую голову загашу. Хотя и не по мне эти глупости...