Долги. Когда кажется, что выхода нет
Шрифт:
Предисловие
Прежде чем я расскажу о механизме выхода из долгов, о заработке денег и ресурсах, которые есть абсолютно в каждом человеке. Я прошу ознакомиться с моей личной историей длинною в тридцать лет, изложенную коротко, но максимально открыто и доступно. Зачем я делаю это? Я хочу чтобы вы прочувствовали всей душой то, что вы не одни, кто испытает трудности. В этом мире полно людей с проблемами не меньше ваших. Я одна из них, и может быть мои проблемы покажутся вам пустяками, а кто-то увидит в них настоящий ад. Уверена, после ознакомления с историей моей жизни вы поймёте, что я имею полное право говорить о том, как выбраться из долговой ямы и кромешной ж… я прошла этот путь от самого начала, до самого конца. Многомиллионные
Начало.Короткая история длиною в жизнь.
С самого раннего детства моя жизнь была наполнена нуждой. Нуждой в любящих родителях, нуждой в одежде, чтобы быть наравне с одноклассниками, и порой даже нуждой в хлебе. И сейчас, я вспоминаю все пережитое с огромной благодарностью. Ведь если бы не пройденные этапы, то я никогда не смогла бы познать истинного счастья и вкуса этой жизни.
Я была не очень любимым ребёнком своих родителей, конечно так было не всегда. Все началось, когда мне было около двух лет. Мать с отцом работали проводниками на поездах дальнего следования. И тогда в начале девяностых это было довольно денежно. Катались они вместе на «России», тот самый состав, который следовал по маршруту «Москва – Владивосток». Делительные перегоны, возможность брать «зайцев», повторное белье «китайка, чай/водка, в общем было на чем тогда заработать. Направление в сторону Китая давало ещё больше преимуществ, расплачивались долларами. Но наступает девяносто третий год, у матери с отцом в книжках (тогда деньги любили хранить среди письменности на полках) огромные накопления в виде долларов. В один день их судьба решается, резкое падение. Мать в попыхах продаёт всю валюту за бесценок, и вроде даже рада, успела. Спустя несколько дней валюта так же резко вырастает, как и упала. И растёт не на уровне изначальной цены, а в разы больше. С этого и начинается мое «новое» детство.
Сплошные истерики матери сменяются переодически запоями, которые в последствии становятся регулярней. Отец уходит с железной дороги первым и заступает на службу в воинскую часть. Тогда это было проще, вот и он попал. В армии от нечего делать благополучно начинает пить. Приходит с наряда и устраивает матери скандалы, та не долго думая, то за стакан хватается, то в рейс уезжает. Трёхлетняя я и только родившаяся младшая сестра благополучно переданы бабушкам и дедушкам.
На фото мне почти три года.
_________
Спасибо им за то, что дали задатки и позволили понять, как может выглядеть «нормальная» семья. Без ругани, мата и водки.
Ещё чуть позже и мать уходит с железной дороги. Это было начало девяносто седьмого года. Родители разменивают квартиру на частный дом, и нас с сестрой забирают от бабушек с дедами. Семья не на долго становится практически образцовой.
С работой было всегда тяжело, особенно у отца. Он не привыкший к тяжелому труду делает выводы, что на завод рабочим идти не может. Там мало платят и надо главное – работать! Да и мать с ним была вполне солидарна. А тогда была мода гнать самогон, водку в магазинах покупали почему-то редко. А вот домашний самогон разбирали в мах.
Кухня, десять двадцати четырёх литровых бачков с брагой. И деньги стали появляться, покупают же самогон. И родителям от всего этого становится скучно. Ну разве составляет труд затарить очередную флягу. И снова во все тяжкие. Отец пьёт каждый день, будто так и должно быть, мать запоями. На время этих запоев нас с сестрой забирают родители матери. Как отходит она, так снова за нами возвращается, просит прощения и мы идём домой.
Двадцать четвёртое декабря девяносто седьмого года. Около десяти вечера, по ящику как обычно «Улицы разбитых фонарей». Отец упершись в экран смотрит про бандитов и ментов. Мать шьёт мне платье на новогоднюю ёлку, я уже ходила в первый класс. Тогда самогон позволял жить «хорошо», деньги были и об этом многие знали. Особенно те, кто приходил покупать очередную бутылку горючки.
В дом раздаётся звонок и мать уходит открывать. Минут пятнадцать её точно не было, а я же любознательная. Дай, думаю посмотрю где она. Открываю дверь в коридор, а там мать сидит под обрезом. Трое в чёрных масках, только глаза видны и рот. Что я в ту минуту ощущала? Не знаю, не могу вспомнить, но страшно не было. Я пытаюсь вновь вернуться в дом и закрыть за собой коридорную дверь, но на то требуются усилия. Не получается и двое входят следом за мной. Тот, что с ножом подлетает к сидевшему на кресле отцу и режет горло. Один уводит нас с сестрой в нашу комнату.
– «Рыпнитесь, убьём всех!» – при этом подставив к горлу четырёхлетней сестры нож. И выходит из комнаты. Не знаю, что тогда мною двигало, но я не смогла залезть под кровать, чтобы спрятаться. Подлетаю к окну на котором всегда играла в куклы «Барби». Вторую раму родители не ставили, чтобы я могла из шарфов и коробок делать кукольную мебель. Это и стало удачей в тот поздний вечер.
Я выбиваю от себя створки и босиком прыгаю в сугроб. Ножкам не холодно, они не чувствуют ничего, наверное от шока. Отбегаю может метр, может два, а с окна сестренка зовёт. Возвращаюсь, забираю её, она в носочках шерстяных и домашнем сарафане. В ста метрах от дома огромные ворота, старая «проходная» завода «Светотехника». Дежурный там всегда есть, вызываем милицию и бежим к соседям Кокоревым. Тетя Света в непонимании происходящего бежит на проходную завода. А меня начинает отпускать, и я прячусь под лакированный стол – книжку, накрытый покрывалом. Там и сидела до тех пор, пока за нами не пришёл дед. До бабушки с дедом донесли произошедшее быстро, город маленький.
Одного милиция поймала сразу, когда он пытался сбежать в открытое мною ранее окно. Двоих чуть позже, той же ночью. Это были постоянные «клиенты» за самогоном, два родных брата и их друг. Друг был совсем юный, лет восемнадцать-девятнадцать вроде. Он им был должен, вот и пошёл не «дело». Братья знали, что в доме есть деньги и особо долго не готовились. «Волчки», так их называли в городе, один уже был в местах лишения свободы. Вот и второго подтащил, брат за брата.
Утром пришла мама со словами «отец в коме», ему не хватило миллиметра до сонной артерии, это сохранило ему жизнь.
Нужно было сходить домой, ведь скоро утренник. Входим, мое белое жатое платьице все залито отцовской кровью. Нет ни сантиметра живого места на нем. Мама в тот день дала обещание мне, что каждый день будет покупать шоколадки. Я ведь герой, спасла семью. Да ещё и на утренник не попала, платье новое не сшили, а купить уже негде было. Новый год же, все разобрали.
Около года длились суды, отец шёл постепенно на поправку. Но с головой так и не смог сдружиться вновь. То ли контузия после службы, то ли самогон не позволяли ему прийти в норму. Так на половину парализованного мама отправила его к бабушке, его матери в другой город. А сама начала строить новую счастливую жизнь, свободной и не замужней дамы. А мы с сестрой вроде как есть, а вроде как и нету нас. Но я была меньше привязана к матери, поэтому ушла жить к бабушке с дедом, её родителям. А сестра осталась с ней.
Переодически мне приходилось возвращаться, чтобы не дать ей спиться. Стабильно, раз в три месяца запои на неделю. А это страшно, страшно когда пьёт мать. Так я до четырнадцатилетнего возраста все с той же периодичностью вынуждена была находится с ней. Таскала тяжёлые фляги в коридор, чтобы там закрыть их на замок в террасе. За пару дней деньги от продаж самогона заканчивались, как в прочем и сам самогон. И мама шла сдавать золото, наряды и подсолнечное масло. Просто забирая его из шкафа вместе с сахаром, ну потому что выпить важнее, чем накормить детей. Отпивалась и вновь просила прощения. Я слушала и снова уходила к бабушке с дедом, там меня любили.