Долгие ночи
Шрифт:
Да, если оглянуться назад, то, пожалуй, не было человека счастливее Берса. Хотя, опять-таки, какими глазами смотреть…
* * *
…В те времена пятнадцатилетний юноша никак не мог понять, почему его отец бежит из родного аула? Каждый здоровый мужчина на вес золота, а ему вроде до того и дела нет. Почему? На свой вопрос Берс получил ответ лишь спустя много лет. Тогда же он безропотно следовал за отцом, чей отъезд из родного аула вызывал у него лишь любопытство и недоумение.
Крепость
Рохмад давно уже пристрастился к торговле, но дела его в Шали шли неважно. Теперь же, с помощью царских властей, он надеялся и расширить свою торговлю, и увеличить свой капитал. Не прошло и трех лет, о нем заговорили. Успехи его впечатляли. Но…
впечатляли лишь непосвященных. Берс же им не удивлялся, так как стал догадываться и понимать, каким именно путем течет золото в карман отца.
Шамиль запретил торговлю с русскими. Исключение делалось только для тех, кто закупал железо, в котором очень нуждалось его войско. Отец сразу же смекнул: вот она, выгода! Только в железе! Он закупал его и вез в горы. Но по возвращении, прежде чем навестить семью, Рохмад направлялся в русский штаб. Почему отец ходил туда так часто, Берсу было сначала невдомек, но потом он понял и это. Отец оказался не только трусом, но и предателем. Он предавал, а вернее, продавал свой народ.
Посещая аулы, собирал сведения для царских войск, за что ему тоже неплохо платили. Но и наибы Шамиля не оставались в долгу, щедро вознаграждая за "русские секреты". Рохмаду было безразлично, кого и кому предавать, лишь бы за это хорошо платили.
Богатство распахивало двери и открывало дорогу к счастью и личному благополучию. Рохмад легко устроил своего единственного сына в школу прапорщиков. Так Берс очутился в Петербурге. Не каждому горцу удавалось увидеть русскую столицу, но что не сделают деньги! Берс вел вольную жизнь и предавался веселью, благо, деньгами отец снабжал его регулярно. Ничего не жалел для сына. Жизнь Берса приобрела иной смысл, наполнилась иным содержанием: веселые друзья, молодость, разговоры только о войне и женщинах. Но особенно часто — о мятежном Кавказе. Его товарищи мечтали о том дне, когда окончат школу и поедут на Юг сражаться с дикими горцами.
Им снились героические подвиги, слава, суровая кавказская экзотика. Великодержавный зуд не давал покоя молодым дворянам.
Коснулась сия болезнь и Берса. Однако искренняя любовь к родному краю, к своему маленькому и бесстрашному народу, поднявшемуся с оружием в руках отстаивать свою землю и свободу, была неизмеримо выше юношеских честолюбивых устремлений. Он мечтал вернуться на родину. Подвиги же и славу он отыщет в другом месте. И не подозревал тогда юный Берс, что через много лет кровь чужого народа, пролитая им, черным пятном ляжет на всю его жизнь, станет вечным укором его совести. А тогда он продолжал с наслаждением предаваться беззаботной столичной жизни и не испытывал никаких угрызений совести.
В те годы на Западе созрела и разразилась мощнейшая революционная буря, совершенно непроизвольно втянувшая и его в свой водоворот. С Запада Берс вернулся уже другим человеком.
…Виллагош, 13 августа 1849 года. Главнокомандующий венгерской революционной армией генерал Гергей сложил оружие.
Отряд казаков, в котором находился и Берс, отконвоировал пленных венгерских офицеров в стан австрийских войск. Позже стало известно, что офицеров, вероломно преданных русским царем, постигла ужасная участь: одиннадцать генералов казнили, а триста пятьдесят шесть офицеров бросили в тюрьмы.
Даже столь краткое пребывание в Венгрии на многое раскрыло ему глаза. Он увидел: повсюду народы героически борются за свободу и независимость. С удивлением и радостью узнал также о том, что слава о беспримерном мужестве его соплеменников гремит уже далеко от кавказских гор — в Европе и Азии.
Только находясь за пределами России, Берс получил истинное представление о русском царизме. Вопреки воле и желаниям своего народа монарх-самодержец устраивал одно за другим кровавые побоища на полях Европы. Берс увидел искреннее сочувствие многих офицеров и солдат к кавказским горцам и всем другим народам, борющимся за свободу. Навсегда в памяти его остался день окончательного пробуждения. Все же, что было до него, ему тогда представилось кошмарным сном. В тот день арестовали русских офицеров за тайную помощь полякам — участникам венгерского восстания — в возвращении на родину.
С одним из них, Алексеем Гусевым, благородным и добродушным офицером, Берс был близко знаком. И Берс оказался в числе тех, кому был поручен арест Гусева.
Гусев даже не подозревал о грозящей ему опасности, коротая время за карточным столом.
Полковник, шедший впереди, остановился за его спиной и отчеканил:
— По приказу главнокомандующего вы арестованы, господин капитан. Прошу сдать оружие.
— Позвольте узнать, господин полковник, за какие грехи? — спросил Гусев, бросив карты на стол.
— Вы обвиняетесь в измене его императорскому величеству и родине.
Гусев резко поднялся из-за стола и, глядя в упор на полковника, процедил сквозь зубы:
— Да, я против бесчеловечной политики его величества. Но это вовсе не означает, что я изменник. В любую минуту я готов пожертвовать собой ради отчизны.
— Господин капитан, я пришел сюда не для того, чтобы вести с вами политические дискуссии, а чтобы выполнить приказ главнокомандующего.
Гусев вытащил клинок из ножен, сломал его о колено, протянул полковнику.
— Капитан Барзоев, — скомандовал полковник, — отведите арестованного в крепость и примите меры, чтобы с него не спускали глаз.
Гусев с высоко поднятой головой направился к выходу в сопровождении Берса и двух солдат. Когда они подошли к комнате, которая временно должна была стать его тюремной камерой, Гусев на секунду задержался.
Господин капитан, вы позволите мне несколько слов, так сказать, тет-а-тет? — спросил он по-французски.