Долгий путь домой
Шрифт:
– Интересно, наверное, столько всяких мест повидать?
Джонатан слегка приободрился.
– Ага, - сказал он.
– Ты знаешь, я забирался даже севернее Оушенсайда. В самом Сан-Клементе разок побывал… Там еще стоит несколько зданий. Хотел и до Лос-Анджелеса добраться, но ты же знаешь, какой я осторожный!
Она искоса посмотрела на него, и Джонатан прокашлялся.
– Я хожу только по побережью, а в глубь страны не суюсь, еще не хватало. Ледник с гор Санта-Ана тянется почти до самого моря, но все говорят, что снега отступают. Все сходятся на том, что постепенно делается теплей!
Фелиция вздохнула.
– Есть пословица, - сказала она.
– "Всякая пыль как поднялась, так и уляжется". Вот только поверить тяжеловато. Говорят, мол, "ядерная зима", а по мне - сущая "ядерная вечность".
– Она рассеянно смотрела на танцующих. В этот миг она казалась Джонатану такой беззащитной. Она добавила: - И Энсинитас - такой крохотный…
Джонатан крепко стиснул пальцами край стола. У него так и чесался язык задать ей свой единственно важный вопрос, но он понимал - пока не время. Нельзя же, действительно, вот так взять и бухнуть!.. Тут его озарила светлая мысль.
– Я тебе подарок принес, - сказал он с большим облегчением. Стащил наконец с плеч рюкзак и поставил между ними на скамью. Откинул клапан - и Фелиция с любопытством заглянула внутрь.
– Книги!..
– восхитилась она. И даже в ладоши захлопала.
Джонатан порылся среди томиков. Конечно, тот, что он искал, обнаружился на самом дне рюкзака.
– Вот этот, по-моему, должен тебе особенно понравиться, - сказал он.
– Только давай выйдем наружу, и там я его тебе вручу!
Он пытался проглотить комок в горле, но не мог - во рту совсем пересохло. Он казался себе таким глупым, таким неуклюжим…
Пока они шли мимо танцующих, она взяла его за руку. Ее пальцы устроились у него в ладони, словно в гнезде.
Прежде чем выйти из дома через заднюю дверь, Фелиция накинула шубку и зажгла незадуваемый фонарь, не боявшийся даже бури. Фитилек немного поморгал, потом уверенно разгорелся.
– Что же это за книжка?
Ветер хлестал его по лицу и был ощутимо соленым. Может, сегодня ночью выпадет снег. Первый раз в этом сезоне. Джонатан сунул руку за пазуху и вытащил томик.
– Вот. Самая дальняя даль от Энсинитас, какая только бывает.
Она открыла книжку. Это был справочник "Звезды и планеты" Петерсона в мягкой обложке. В свете лампы Джонатан увидел цветную фотографию туманности Конус [Туманность Конус – астрономический объект КОС 2264 в созвездии Единорога. Это созвездие расположено между Орионом и Малым Псом, которые присутствуют в нашем небе осенью и зимой. До туманности Конус около 2600 световых лет.] - красноватый клубящийся фон, пронизанный белыми пузырьками звезд.
– Какая красота, Джонатан…
Они склонились над фотографией, соприкоснувшись лбами.
– Отец рассказывал мне про звезды, - сказала Фелиция.
– Он видел их своими глазами… Когда был маленьким. В смысле, прежде чем настали скверные времена.
– А мне, - поднимая взгляд, ответил Джонатан, - папа говорил, что мы должны были отправиться к звездам. Его мама участвовала в пуске "Пришествия"… - Между тем небо перед глазами было беспросветно черно, словно пещерный свод.
– Папа говорил, небо в те времена было синее. А у солнца были четкие края, точно у золотой денежки…
Он отвлекся и увидел, что лицо Фелиции отделяет от его собственного какой-то дюйм. Даже не успев ни о чем подумать, Джонатан чуть-чуть наклонился и поцеловал ее. Фелиция не отстранилась… И таким вот образом он получил ответ на свой вопрос, так и оставшийся непроизнесенным.
Чуть позже, прижимая ее к себе, он тихо проговорил:
– Говорят, со временем пепел уляжется. Тогда мы снова увидим звезды…
… Четыре года спустя стояла тихая ночь. Рэй-младший уже отправился спать, а Джонатан и Фелиция стояли на крылечке своего дома в Оушенсайде.
– Видишь?
– Фелиция показывала ему что-то на небе.
– Это то, что я думаю, или нет? Как тебе кажется?
Джонатан положил руку ей на плечо и привлек ее к себе.
– Мне кажется - да.
Яркая точка померцала немного… и разгорелась. К ней при соединилась другая…
Джонатан и Фелиция стояли на крыльце, пока холод не загнал их под крышу.
Мы ощущаем пространство. Нейтроны искрами пронзают наше общее тело. Нашу кожу обжигают гравитационные волны. Мы слышим пространство… Нет, не бесполезными застывшими органами телесного слуха – голосу Вселенной внимает само наше сознание. Звезды позванивают, как крохотные колокольчики. А еще у пространства есть вкус. Пыльный металлический вкус. Он не меняется. Мы же улетаем все дальше и движемся все медленней… И наконец совершенно утрачиваем скорость. Но мы не повисаем в равновесии, о нет! Солнце властно притягивает нас обратно. Мы всего лишь миновали свой апогей - и вот уже снова мчимся сквозь Облако Оорта, колыбель комет… Сколько лет мы уносились прочь?
– Опираться исключительно на устаревшие знания - большая ошибка!
– Профессор Мацуи обращался к собранию академиков, заполнивших старый лекционный зал Нью-Беркли.
– Новый зал был еще не готов; его обещали достроить в следующем году. Старый прослужил сто двадцать лет. Теперь его снесут, и профессор знал, что ему будет недоставать этих почтенных стен.
– Мы прямо-таки зациклились на том, чтобы воссоздать старый мир, известный нам лишь по книгам и записям, и совершенно забываем, что нашу работу за нас никто делать не будет! Между тем у нас должно быть свое лицо. Свой технический прогресс, своя культура!
Говоря так, он радовался хорошей работе новой акустической системы. Голос у профессора был теперь далеко не такой зычный, как в молодости.
Мацуи покосился на доктора Чеснатта, представителя ведомства Восстановленных Технологий. Тот сидел со скучающим видом, записная книжка неоткрытой лежала перед ним на столе.
– Позвольте?
– Доктор Чеснатт лениво поднял руку.
– Вы что же, хотите, чтобы мы отказались от главнейших достижений предшественников? И при распределении бюджета предлагаете необоснованно рисковать, вкладывая деньги в ваши пресловутые "собственные изыскания", которые, возможно, не принесут никаких плодов, - вместо того чтобы благоразумно изучать нечто такое, что наверняка будет работать, ибо уже работало в прошлом? Я полагаю - всерьез думать о новых исследованиях можно будет только тогда, когда мы достигнем научного уровня предков, но никак не раньше. Вы же предлагаете нам попусту растратить драгоценное время и столь же драгоценные средства!