Долгий путь в лабиринте
Шрифт:
— Вот оно, счастье! — сказал Шагин.
Он помог Саше спуститься к ручью, усадил ее так, чтобы можно было дотянуться до воды.
«Действительно, счастье», — подумала Саша, вдыхая ароматы влажной зелени, земли.
Они вволю напились, обмыли лица, руки. Саша разулась, опустила ноги в прохладную воду. Сейчас она чувствовала себя гораздо лучше, даже улыбнулась, когда Шагин вдруг с размаху лег на песок и сунул в ручей голову по самые плечи.
— Благодать! — воскликнул он, приподнявшись на руках и откинув со лба мокрые волосы. — Во всем мире не сыскать лучшего места для ночлега.
Между тем поверхность ручья успокоилась, и Шагин, готовившийся вновь погрузить в него голову, вдруг замер. Он увидел в воде отражение трех всадников.
— Что, Андрюша? — тревожно спросила Саша.
— Люди на краю оврага… Трое конников. Продолжай мыться, Саша, мы не видим их!..
А всадники, подъехавшие к оврагу и обнаружившие там незнакомцев, быстро спешились, отвели коней в сторонку, принялись наблюдать.
Они видели, как мужчина вытер лицо и руки подолом рубахи, помог спутнице подняться на ноги, отвел ее к кустарникам, заботливо уложил на сухую траву. У женщины губы кривились от боли, она поглаживала вспухший живот, стонала. Постояв возле нее, мужчина стал собирать сушняк. Вскоре в овраге затеплился огонек костра.
— Ночевать собрались, — сказал человек в матросском бушлате и алых галифе с желтыми леями [7] . Он выдвинул винтовку, передернул затвор, досылая патрон в ствол. — Вот сейчас они у меня заночуют!
— Не дури! — Сосед «матроса», малый лет тридцати, с острым носом и уродливо выпяченной» нижней челюстью, властно взял его за плечо.
Третий наблюдатель, молодой рыжеволосый увалень, в разговор не вступил. Лежа на животе, он сосредоточенно грыз морковь.
7
Нашивки на брюках для верховой езды, обычно из кожи.
Всадники были дозором банды, расположившейся в селе, верст за пятнадцать отсюда. Накануне в степь выехало с десяток таких дозоров. Приказ атамана для всех был один — встреченных на пути людей тащить в село. Дозорных строго предупредили: задержанных не обыскивать, глядеть в оба, чтобы узлы, котомки, мешки они доставили в целости, ничего оттуда не выбросив.
Парень, остановивший бандита, готового сделать выстрел, был старшим дозора. Сейчас он сосредоточенно размышлял. Сунуться в овраг прямо с конями, — значит, раньше времени переполошить мужика и бабу. Путники, если у них есть что спрятать, успеют это сделать — бросят в кусты, утопят в ручье. Самое верное — ждать до утра и перехватить незнакомцев, когда они будут выходить из оврага. Но это долго, да и жажда томит, и коней надо поить.
Старший повернул голову к рыжеволосому.
— Здесь побудешь, с конями. А мы — вниз. Сиди и слушай — как свистну, веди коней к ручью.
— Лады… Ты громче свисти, я тугой на ухо. — Парень ухмыльнулся собственной шутке, перевалился на бок и, достав из брезентовой торбы новую морковь, сунул ее в рот.
Два бандита стали осторожно сползать по откосу. Винтовки были наготове. Впрочем, неожиданностей не опасались: люди в овраге
Шагин уголком глаза наблюдал за спускавшимися в овраг. Разделаться с ними было бы нетрудно. Но наверху оставался еще один. А поблизости могли быть и другие…
— Что будем делать? — спросила Саша.
— Погоди… Ага, они подходят. Сейчас будут. Ты спокойнее, может, все обойдется.
Окрик бандита. Приказ поднять руки.
Пока «матрос» держал Шагина на прицеле, старший дозора скользнул в сторону и стволом винтовки разворошил приготовленные для костра солому и хворост.
— Посунься, баба, — донесся до Шагина его высокий голос. — А ну, живее!
И снова шорох, возня за спиной председателя УЧК.
Сзади протянулась рука, ощупала карманы одежды Шагина. Удар в плечо — и он повалился в сторону.
Столкнув Шагина, бандит расшвырял сушняк, на котором тот сидел.
— Встань!
Шагин поднялся с земли.
«Ну и рожа!» — подумал он, разглядывая физиономию бандита с выпяченной челюстью.
— Мешок есть?
Шагин покачал головой.
— Котомка, сумка?
— Нету.
— А что имеется?
— Ничего.
Шарин понял: бандиты что-то разыскивают. Иначе не были бы столь настойчивы в своих расспросах. Похоже, знают о портфеле с ценностями.
Между тем бандит продолжал допытываться, с чем шли по степи путники. Шагин повторил, что нет у них никакого имущества.
— И не было?
— Было, — вдруг сказал Шагин. — Было, да отняли. Все как есть взяли.
— Кто?
— А я знаю? Какие-то люди.
— Когда взяли? Говори, матери твоей черт!
— Вчера было дело. — Шагин показал куда-то за овраг. — Верстах в тридцати отсюда.
— Мужики?
— Мужик и баба. — Шагин быстро взглянул на Сашу и убедился, что она поняла его игру. — Вдвоем были, вот как мы с ней. Шли мы по степи, как вдруг они выскочили из балочки, «пушку» наставили.
— А чего шукали?
— Мне это неведомо. Верно, оголодали, а у нас в торбе полкаравая было да шмат сала. Из рук вырвали торбу, тут же все и сожрали. Пришить нас хотели, да, видать, духу не хватило — баба-то, сами видите…
— У них что из вещей было?
— Не помню. Напужались мы…
Саша приподнялась на локте, поманила бандита.
— Портфель у них был, — зашептала она. — Портфель из черной блестящей кожи. Тяжелый, будто свинцом налит. Мужик, который тащил его, аж скособочился.
«Хорек», как мысленно окрестила Саша бандита, метнул быстрый взгляд на коллегу в бушлате. Разинув рот, тот прислушивался к разговору.
— Портфель, говоришь? — пробормотал «хорек». — Как свинцом налитой?
— Точно, — подтвердил Шагин. Он тронул бандита за рукав: — Хлеба не дашь?
— Чего? — крикнул «хорек».
— Хлеба дай. Не мне — бабе, видишь же, совсем невмоготу ей. Пожалей бабу, воин!
В ответ «хорек» сунул под нос Шагину кукиш и замысловато выругался.
«Матрос» громко расхохотался. Он был в восторге.