Долгий путь
Шрифт:
Сделанное — сделано. Прошлого не вернуть. Цена заплачена. Дело стоило того. Дремать. Спать. Небытие. Рубиновая мгла…
Пронзительный вопль Мутэмэнет разнесся по покоям. Вопль торжества, боли, ликования, счастья. Вслед за тем раздалось победоносное рычание варвара. Они разомкнули объятия и, тяжело дыша, раскинулись на звериных шкурах, лоснящихся от пота. Мут хватала воздух ртом.
— Негодяй, — нежным голосом произнесла она, — ты едва меня не раздавил!
Ответом ей было невнятное урчание, похожее на те звуки, — которые издает насытившийся леопард.
— Я же заколдовала тебя, глупенький! — тихонько засмеялась Мут. — Ах я,
Конан фыркнул, как конь, и замотал длинными черными волосами.
— Ах ты мой хороший! — продолжала сюсюкать Мут. — Ну ладно, ладно…
Она задумчиво водила ладонью по его крепкому телу, но глядела теперь в другую сторону. Казалось, удалец-варвар совершенно покинул ее мысли, блуждавшие теперь совсем далеко. На самом деле Мут размышляла о том, как ей поступить с пленником. Для того, чтобы родить новых сыновей, ей понадобится держать Конана у себя почти четыре года. Сумеет ли она укротить его настолько, чтобы он не поднял бунт и не попытался сбежать за такой долгий срок? Мут сомневалась. Заколдовать его, превратить в полоумного идиота? Но захочется ли ей, маге, отдавать свое тело безмозглому куску мяса?
Проблемы, одни проблемы… Она вздохнула.
— Одни проблемы с вами, мужчинами, — проговорила она вслух.
Конан радостно замычал, соглашаясь с ее словами.
Мут снова потянулась и перевернулась на живот. Взяла со столика несколько виноградин, вложила в рот себе — затем Конану. Одна из ламп-скорпионов вдруг ярко вспыхнула, выбросила в воздух дымное облачко и погасла. Мут настороженно подняла голову.
— Это еще что такое? — произнесла она. — Почему?..
Но тут послышался громкий хлопок, и в воздухе, разрывая пространство, появилась человеческая фигура. Она вся была покрыта красными каплями.
Конан присмотрелся, и когда колыхания мути рассеялись и воздух вновь стал прозрачным, разглядел своего спутника — Гирадо. Одежда молодого стигийца была порвана в мелкие клочки и держалась на теле каким-то чудом. Множество крошечных, но глубоких ранок покрывало его кожу. Из этих ранок непрерывно текла кровь. Лицо, залитое кровью и распухшее, превратилось в страшную маску.
Гирадо скалился, и его красные зубы неприятно сверкали в свете оставшихся масляных ламп.
Одной рукой он размахивал перед собой, другой непрерывно сыпал какие-то разноцветные порошки. Пол под ним то и дело взрывался пестрыми огоньками, и тогда Гирадо подскакивал в воздухе.
Пылая яростью, Мут поднялась на ложе и простерла руки навстречу незваному гостю. Губы ее исказились, она изогнулась всем телом, готовясь произнести заклятие, но тут Конан схватил ее поперек живота и опрокинул обратно на ложе. Весело мыча, он раздвинул ее ноги и навалился сверху.
— Отпусти меня! Животное! — зашипела Мут. Конан чувствовал, как она бьется об его поистине железный живот, но вырваться не может. Как муха, накрытая ладонью на столе, подумал варвар и хмыкнул.
— Я больше не хочу тебя! — визжала Мут. Злые слезы брызгали из ее глаз, смывая синюю и золотую краску. По щекам поползли некрасивые потеки. Мага плакала от бессилия и ярости. Она пыталась произносить заклинания, но Конан закрывал ее рот поцелуем. А когда она начала двигать пальцами, чтобы вызвать себе на помощь невидимых слуг, Конан схватил ее за руки и с силой прижал к подушкам. Мут зарычала не хуже киммерийца, однако было поздно: варвар навалился
И теперь, подчиненная воле мужчины, мага ничего не могла поделать. Она даже дышала с трудом — об этом Конан позаботился тоже.
— Быстрее! — крикнул варвар своему сообщнику, и тут с удивлением и радостью понял, что дар речи к нему вернулся. Видимо, мага ослабела. — Я не смогу делать это слишком долго!
— Понял! — откликнулся Гирадо.
Он попытался опуститься на пол, но заклинание левитации оказалось слишком сильным, поэтому молодой стигиец продолжал плавать по воздуху, время от времени выбрасывая вспышки пламени. Наконец он завопил:
— Нашел!
И схватил большой красный рубин. Душа посмотрела на него изнутри.
— Брат! — надрывался Гирадо, в то время как Конан начал уже рычать и вскрикивать, лежа на распятой маге. — Брат, ты меня слышишь? Я освобожу тебя!
— У меня… нет… тела, — донеслось из кристалла. Голос звучал глухо, но отчетливо. — Я… только… душа.
В панике Гирадо начал оглядываться по сторонам, и неожиданная мысль осенила его.
— У тебя нет тела? — закричал он. — Оч-чень хорошо! А кое у кого совсем нет души! Я изгоню эту душу! Я заточу ее в кристалл! А тебя освобожу, брат!
— Быстрее! — надрывался Конан. — Я больше не могу!
И он закричал так, как кричат в чаще дикие звери по весне. Гирадо схватил рубин и изо всех сил ударил его об пол. Одновременно с этим он вывернул несколько мешочков, висевших у него на поясе, и их содержимое просыпалось на пол. Гирадо принадлежал к той школе магов, которая называется «интуитивной». Эти маги, как считалось, знали свое ремесло настолько хорошо, что могли действовать интуитивно. Рука сама нащупывала нужные снадобья, на ум сами собой приходили нужные заклинания. На самом деле истинных мастеров «интуитивной» магии почти не существовало. Большинство «интуитивистов» были попросту недоучками, а свое невежество они прятали за научными терминами.
И Гирадо, конечно же, принадлежал к их числу. Поэтому он и сыпанул то, что подвернулось ему под руку, а после зажмурился и стал ждать результатов.
И результаты превзошли все его ожидания!
Раздался страшный взрыв. С грохотом разлетелись в стороны камни. Обвалился — как почудилось магу-неудачнику — не потолок, а само небо. Пространство, доселе стиснутое и укрощенное, освободилось и расширилось во все стороны. Поднялся страшный ветер. Он подхватил людей и предметы.
В последнюю минуту Гирадо успел ухватиться за какое-то дерево, а Конан и Мут, вцепившись друг в друга, полетели прочь и сильно ударились о железную ограду. Мут вдруг обмякла, как будто жизнь покинула ее. Конан с отвращением оттолкнул ее от себя. Мягко, как тряпка, мага повалилась на траву.
А вокруг бушевала настоящая буря. Небо над головами потемнело. Жители Луксура в панике бежали по улицам. Ветром срывало черепицу и бросало ее на мостовую. Один человек был уже ранен — он проскакал мимо Конана, держась за рану на голове и явно никого не замечая. Из улиц и переулков доносились треск, стук, жалобные крики, мольбы о помощи.
Над храмом Сета гуще заклубился дым, как будто жрецы, перепуганные невиданным явлением, решили удвоить рвение и начали приносить жертвы раньше установленного времени. «Вряд ли Сет будет настолько любезен и поможет своим приверженцам», — подумал Конан. Сет никогда не славился любовью к людям. Он рассматривал их, скорее, как пищу.