Долго тебя ждала
Шрифт:
— Нет, все в порядке, просто перелет меня немного вымотал.
Валерия разговаривает о чем-то со своим молодым человеком, а через пятнадцать минут мы уже останавливаемся у высотки.
— Значит, решила меня поселить в небоскребе — выхожу из машины.
— Да, чтобы ты высоко сидел и далеко глядел.
— Ну как тебе квартира? — спрашивает дочь после обзорной экскурсии.
— Шикарные апартаменты для холостяка.
— Кстати, ты можешь приводить сюда девушек, я только буду за, если ты влюбишься в Американку и останешься здесь жить.
— Боже, Лера, я не буду обсуждать с тобой такие вопросы, мне сорок один, если ты забыла.
—
— О как хорошо, что никто, кроме моей дочери этого не знает.
— Я постараюсь держать язык за зубами, но обещать не могу. Все, оставляю тебя одного, позвони мне, как отдохнешь.
***
На выставке фотографий Валерии очень много людей, мальчишки были правы, она очень популярный фотограф, фотографий так много, что мне, наверное не хватит и дня, чтобы все посмотреть.
— Ну как тебе мои работы? — сзади подходит Валерия.
— Очень красиво, дочь, я совершенно в этом не разбираюсь, но все это просто потрясающе. Люди на фотографиях, как живые — восхищенно говорю Валерии.
— Комплимент засчитывается — улыбается она — идем, я тебе покажу того мальчика, помнишь, о котором я тебе говорила, ты обязательно должен его увидеть — она ведет меня в другой зал.
— Вот, ты только посмотри — указывает она на мальчика, с фотографии на меня смотрят голубоглазый мальчик, пухлый и очень красивый — правда же у него очень красивые глаза и ресницы, совсем, как у тебя, только папе под номером один совсем необязательно знать о том, что я считаю тебя красивее — шепчет мне.
— А здесь малыш со своей мамой, это фотография черно — белая, но я тебе могу совершенно точно сказать, что у нее..
— Зеленые глаза — продолжаю за нее, сердце в груди бах-бах. Я жадно смотрю на фотографию, где счастливый мальчик сидит на руках у моей Яны. Глотаю воздух часто, маленькими глотками, мне кажется, что я вот-вот задохнусь.
— Ущипни меня, Лер, пожалуйста — она непонимающе на меня смотрит, но делает то, что я прошу. Я чувствую боль, а, значит, это мне не снится, это не игра моего воображения и это не сон.
— Когда — сглатываю, кажется язык прилип к небу — когда ты сделала эту фотографию?
— За неделю до вылета в Москву. Да что с тобой такое?! Ты как будто призрак увидел — я вижу, что напугал ее, но ничего не могу с собой поделать.
— Это моя Яна и мой сын, я думал, что они погибли, понимаешь?! Мне сказали, что их больше нет. Ты можешь отвезти меня на то место, где была сделана фотография — обращаюсь к Лере.
— Да, ее зовут Яна, она мне так и представилась, а сына зовут Миша, мы с ней немного поболтали, я дала ей приглашение. Давай подождем, выставка будет идти неделю, может, она еще придет, нет смысла идти на этот пляж, едва ли мы сможем ее там найти. Давай подождем — предлагает мне дочь.
— Не могу ждать, ты не понимаешь, я не могу ждать ни минуты больше. Я должен забрать эти фотографии с собой.
— Я тебе могу скинуть все, что у меня есть, там больше двух фотографий, просто эти я взяла на выставку — предлагает мне дочь — успокойся, пап, мы уже почти ее нашли. Не понимаю как все это могло произойти, как в каком — то криминальном сериале. Кто тебе сказал, что они погибли и почему она сама не объявилась, ведь она не может не знать, что ты переживаешь. Что ты ждешь их? — задает вопросы дочь, но я и сам не знаю на них
Я остаюсь до конца выставки, стою как пес и смотрю на вход, боясь пропустить их приход, но они не приходят. Я не могу их не заметить, она бы обязательно подошла к Лере, а после выставки я всех ставлю на уши, Богдан снова мне помогает. На следующий день, нам уже приходит ответ из колонии, что Широкова Яна Эдуардовна погибла при родах, ребенок мертворожденный, а в штате нет гражданки России Широковой Яны Эдуардовны, но ведь она могла находиться здесь нелегально. Я не могу ни о чем думать, я не могу есть и не могу спать, я хочу найти Яну и сына, днем я все время на выставках, жду, что мне придет хоть какая-нибудь информация о Яне и сыне, но этого не происходит. Я уже четыре дня подряд ждал ее на выставке, но она не приходила. А на пятый день меня осенило, Эльвира, ее подруга, она ведь тоже живет за границей, где именно я не знаю, но знаю, что ее супруг баскетболист. Набираю номер Игоря, он сейчас единственный, кто может мне помочь.
— Слушаю — отвечает он мне достаточно быстро.
— Это Орлов Максим — уточняю я.
— Узнал. Что хотел? — не скрывает своего нежелания говорить со мной.
— Подруга Яны, Эльвира, она где живет?
— В Америке, где точно не знаю.
— А есть контакты ее, не знаю номер телефона или социальные сети?
— Сейчас отправлю сообщением. Это все?
— Все — отключаюсь я.
На пятый день выставки я приезжаю только к обеду, три бессонные ночи дают о себе знать и под утро я вырубился. Когда я захожу в зал, я ее не вижу, но чувствую, что она здесь, не могу объяснить этого, просто знаю, что она рядом. Она стоит ко мне спиной, рассматривает фотографии, где изображены она и Миша. Все такая же красивая, похудела, сильно.
— Ну какой же ты у меня красивый, Михаил Максимович, ты только посмотри, узнаешь себя? — разговаривает Яна с сыном, а у меня в голове только ее голос на повторе Михаил Максимович, Михаил Максимович. Подхожу к ней и набираюсь смелости, чтобы окликнуть ее, посмотреть в глаза. Мне страшно, что со мной произойдет тот самый тупой случай, когда поворачивается лицом, а человек другой. Но я не мог ошибиться, голос Яны, я ее голос ни с кем не спутаю.
— Ян — хриплю я. — Яна моя.
Яна разворачивается ко мне, сердце стучит, как бешенное. Яна моя. Живая. Стоит передо мной. Держит на руках нашего сына.
30
Разве может сейчас стоять передо мной Максим? Это ведь не мой глюк? Передо мной собственной персоны Орлов Максим, я рассматриваю его. Как давно он здесь? Волосы немного выгорели, а кожа уже загорела, в уголках его глаз появились новые морщинки, я отмечаю каждую мелочь. Он выглядит очень уставшим, смотрит на меня диким взглядом.
— Здравствуй, Максим — смотрю ему прямо в глаза, хочу разреветься и броситься ему на шею, он так близко и так далеко от меня.
— Яна — бросается он ко мне и обнимает, целует в глаза, нос, щеки, губы, куда только попадает — я целый год жил в аду, почему ты ничего мне не сказала? Почему не позвонила мне? Как ты могла скрывать от меня сына? — кажется, что сейчас все присутствующие смотрят на нас, а не на фотографии. Миша напугался, он начинает громко плакать. Это меня отрезвляет, как и необоснованные обвинения Максима, я ведь не скрывала от него сына, я звонила ему из колонии, это он забыл о нас и даже не думал, налаживал свою личную жизнь.