Долина лошадей
Шрифт:
Тамен довольно ухмыльнулся.
– Хадума – большой шаман. Хадума благословляй, Нория делай. Большой шаман. Женщина совсем без детка. Хадума…
Тамен указал пальцем на пах Джондалара.
– Трогать? – тихо спросил Джондалар, почувствовав, как запылали его уши.
– Хадума трогай, женщина делай детка. Женщина… нет молоко, да? Хадума трогай – женщина много молоко. Хадума делай Джондалар… большой честь. Много мужчина хочет Хадума трогай. Делай мужчина сильный – много сила – много время, да? Делай мужчина… приятный… – Все трое заулыбались. – Все время делай женщина приятный. Много женщина,
– А я над ней смеялся… – вздохнул Тонолан. – Послушай, может, она и меня… потрогает? Ох уж мне эти синие глаза…
– Маленький Брат, тебя и трогать не надо – достаточно на тебя посмотреть женщине, и…
– Ладно тебе. Можно подумать, и ты без посторонней помощи не смог бы обойтись. Кому они доверили проведение Ритуала? И как это они не обратили внимания на сероглазого младшего брата?
– Бедный мой братишка. На стоянке полным-полно женщин, а он проведет эту ночь в одиночестве. На тебя это совсем не похоже.
Они рассмеялись, к ним присоединился и Тамен, непонятным образом сумевший уловить смысл сказанного.
– Тамен, может, ты расскажешь, как у вас проводится Ритуал Первой Радости? – спросил Джондалар серьезным тоном.
– Может, вы начнете с того, что вернете нам дротики и ножи? – полюбопытствовал Тонолан. – У меня есть одна неплохая идея. Пока мой Большой Брат будет охмурять взглядом своих синих глаз эту юную красотку, я попробую успокоить обиженного охотника.
– Но как? – изумился Джондалар.
– В этом мне поможет бабушка…
Тамен удивленно воззрился на Тонолана, не понимая смысла его слов.
И в тот вечер, и в течение всего следующего дня Тонолан практически не видел Джондалара – тот проходил обряд очищения, в начале Тамен помогал ему хоть как-то преодолевать языковой барьер, но старик вскоре ушел, оставив Джондалара в обществе хмурых пожилых женщин. Когда появлялась Хадума, возникало некоторое взаимопонимание, в ее отсутствие Джондалар делал ошибку за ошибкой.
Хадума не пыталась управлять своими сородичами, однако было совершенно очевидно, что они готовы выполнить любой ее приказ. Они почитали и побаивались свою древнюю прародительницу, сохранившую удивительную живость и ясность ума. Непостижимым образом она приходила на помощь Джондалару именно в те минуты, когда он действительно в ней нуждался. Скажем, в один из моментов церемонии он нечаянно нарушил какое-то совершенно неведомое ему табу и тут же увидел вбежавшую в палатку разгневанную Хадуму, которая принялась колотить своей клюкой перепуганных соплеменниц. При этом Джондалару она не сказала ни слова – уж очень ей хотелось, чтобы у шестого поколения ее потомства были синие глаза.
Вечером Джондалара наконец завели в большой круглый шатер, хотя назначение последнего оставалось для него неизвестным. Оказавшись внутри, он решил первым делом оглядеться. С одной стороны стояли два каменных светильника, представлявших собой наполненные жиром чаши, в которых горели фитили, скрученные из сухого мха. Земля была покрыта шкурами, а на стенах висели хитроумные плетения, сделанные из коры шелковицы. За покрытым мехом помостом висела белая шкура коня-альбиноса, украшенная красными головками птенцов большого дятла. На самом краешке платформы, скромно потупив взор, сидела Нория.
С другой стороны Джондалар увидел небольшую кабинку, отделенную от основного пространства шатра подвешенными к потолку шкурами, покрытыми таинственными знаками. Одна из шкур была разрезана на узкие полоски. Джондалар почувствовал, что там, в кабинке, кто-то сидит. В тот же момент старческая рука раздвинула кожаную завесу, открыв морщинистое лицо Хадумы. Джондалар облегченно вздохнул. Ритуал Первой Радости предполагал присутствие охранителя, призванного засвидетельствовать потерю девственности и оградить женщину от возможной грубости. Будучи чужаком, Джондалар, по вполне понятным причинам, страшился здешних охранителей, тем более что он не был знаком с принятыми в этом племени обычаями. Что до Хадумы, то она его нисколько не смущала. Он только не мог понять, как ему следует повести себя в этой ситуации: поздороваться со старухой или же сделать вид, что он ее не заметил. Завеса в тот же миг сомкнулась, тем самым положив конец его сомнениям.
Увидев его, Нория поспешила подняться на ноги. Джондалар улыбнулся и направился к ней. Она была много ниже его. Миловидное лицо Нории обрамляли светло-русые волосы. Раскрашенная, сплетенная из непонятного волокна юбка подвязывалась на поясе и спускалась чуть пониже колен. Рубаха из мягкой оленьей кожи, разукрашенной пестрыми перьями, была плотно стянута на груди узким шнурком.
Чем ближе подходил Джондалар, тем испуганнее становилась Нория, всеми силами пытавшаяся выдавить из себя улыбку. Стараясь не делать резких движений, он осторожно сел на краешек платформы и вновь улыбнулся. Она заметно успокоилась и тоже села на помост, стараясь держаться несколько поодаль.
«Если бы я знал ее язык… – подумал Джондалар. – Как она испугалась… Впрочем, ничего удивительного здесь нет – она ведь меня совсем не знает. Испуг делает ее еще привлекательнее…» Ему хотелось защищать и опекать это хрупкое юное существо, вместе с тем Нория вызывала у него и совершенно иные желания. Он заметил поодаль резную деревянную чашу, возле которой стояло несколько чашек поменьше. Угадав его желание, Нория тут же наполнила одну из чашек янтарной жидкостью и подала ее Джондалару. Он благодарно принял ее, легко коснувшись руки Нории вздрогнувшей от неожиданности. Напиток этот отдаленно напоминал брагу. Памятуя о том, что бывает с теми, кто пьет брагу чашами, Джондалар сделал пару осторожных глотков и отставил чашку в сторону.
– Спасибо, Нория.
– Джондалар? – спросила она, посмотрев на него своими светлыми глазами. Понять, серые они или голубые, было невозможно…
– Да, Джондалар… Джондалар из Зеландонии.
– Джондалар… Мужчина Зеландонии.
– Нория. Женщина Хадумаи.
– Жен-щи-на?
– Женщина, – утвердительно кивнул Джондалар, легко коснувшись ее груди.
Нория отшатнулась назад.
Джондалар развязал шнурок своей рубахи и сбросил ее наземь. Криво усмехнувшись, он коснулся своей поросшей золотистыми волосками груди и, покачав головой, произнес: