Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе.(сборник)
Шрифт:
– Мне очень лестно это слышать, – довольно серьезно заметил Холмс. – Только позвольте узнать, как вам удалось добиться таких потрясающих результатов?
Усевшись в кресло, детектив принялся самодовольно попыхивать сигарой. Вдруг он расхохотался и звучно хлопнул себя по ляжкам.
– Самое забавное во всем то, – воскликнул он, – что глупец Лестрейд, считающий себя корифеем, пошел по абсолютно неверному пути. Он охотится за секретарем, Стенгерсоном, который имеет к преступлению не большее отношение, чем новорожденный младенец. Вот будет умора, когда Лестрейд схватит Стенгерсона и упечет
– Ну а как вы обнаружили свою путеводную нить?
– Вот об этом я и хотел рассказать вам. Только весь наш разговор, Доктор Уотсон, строго между нами. С самого начала мы столкнулись с трудностью – как узнать о жизни убитого в Америке. Другой бы стал ждать, пока кто-нибудь не откликнется на объявления, или же сам не вызовется дать необходимые сведения. Но Тобиас Грегсон действует совершенно иначе. Помните цилиндр, который мы нашли рядом с покойным?
– Да, – ответил Холмс. – На нем еще была марка: «Джон Андервуд и сыновья», Кэмберуелл-роуд, сто двадцать девять.
Грегсон выглядел подавленным.
– А я и не думал, что вы это заметите, – произнес он. – Вы были там?
– Нет.
– Ха! – облегченно воскликнул Грегсон. – Нет, Холмс, никогда не стоит пренебрегать шансом, каким бы ничтожным он не казался.
– Для великого ума нет мелочей! – заметил Холмс нравоучительным тоном.
– Так вот. Я отправился к Андервуду и спросил у него, продавал ли он шляпу такого размера, фасона и цвета. Он справился в своей книге учета и нашел нужную запись. Оказалось, что он послал этот цилиндр мистеру Дребберу, проживающему в пансионе Шарпентье на Торку-террас. Таким образом, я и узнал адрес убитого.
– Умно, ничего не скажешь! – пробормотал Шерлок Холмс.
– Затем я направился к мадам Шарпентье, – продолжал детектив. – Она была очень бледна и выглядела явно расстроенной. В комнате вместе с ней также находилась и ее дочь – между прочим, на редкость хорошенькая. Глаза ее покраснели от слез, а едва я заговорил с ней, губы ее задрожали. Я подметил все это, и потому принялся вынюхивать, в чем же тут дело. Знаете, мистер Холмс, я сразу догадался, что напал на нужный след. Это состояние не опишешь, просто в груди возникает эдакий тревожный холодок. Вам, конечно, знакомо подобное ощущение. Итак, я принялся их расспрашивать.
– Известно ли вам о загадочной смерти вашего бывшего квартиранта, мистера Еноха Дж. Дреббера из Кливленда? – мать кивнула. Очевидно, что у нее не было сил говорить. Дочь вдруг залилась слезами. Тут уж мне совсем стало ясно – эти женщины определенно что-то знают. – А в котором часу мистер Дреббер выехал из вашего пансиона на вокзал?
– В восемь, – вымолвила мать. Стараясь побороть волнение, она судорожно вздохнула. – Его секретарь, мистер Стенгерсон, сказал, что есть два поезда – один в девять пятнадцать, а другой в одиннадцать. Он собирался ехать на первом.
– И после этого вы его уже не видели?
Едва я успел проговорить это, как женщина сильно изменилась в лице. Она побелела, как мел. Лишь через несколько секунд она смогла выговорить дрогнувшим, неестественным голосом всего одно лишь слово:
– Да.
На несколько секунд воцарилось молчание, а затем дочь спокойно и ровно произнесла:
– Ложь никогда не приводит к добру, мама. Давай же будем откровенны с этим джентльменом. Да, мы снова видели мистера Дреббера.
– Да простит тебя Бог! – воскликнула мадам Шарпентье. Прижав руки к груди, она упала в кресло. – Ты погубила своего брата!
– Будь он здесь, он сам бы рассказал всю правду, – твердо возразила девушка.
– И вам сейчас лучше сделать то же самое, – заявил я. – Полуправда гораздо хуже, чем молчание. Кроме того, нам и самим кое-что известно.
– Так пусть же это будет на твоей совести, Элис! – воскликнула мать, и продолжила, повернувшись ко мне. – Я все расскажу вам, сэр. Только не подумайте, что я волнуюсь оттого, что мой сын причастен к этому кошмарному убийству! Он абсолютно не виновен. Я только боюсь, что в ваших глазах, да и в глазах всех остальных он, несомненно, будет скомпрометирован. Хотя, такое вряд ли возможно. Тому порукой его честность, его убеждения, да и вся его жизнь!
– Для вас самое лучшее – это высказаться. Честно, ничего не скрывая, выложить мне все факты, – посоветовал я. – И положитесь на справедливость. Если ваш сын невиновен, мы не причиним ему никакого вреда.
– Элис, пожалуйста, оставь нас вдвоем, – произнесла она, и девушка вышла из комнаты. – Ну что ж, сэр, – продолжила она. – Сначала я ничего не хотела сообщать вам, но раз уж моя бедняжка дочь заговорила, то у меня не остается ничего, кроме как подробно рассказать обо всем.
– Это самое мудрое решение, – я подбодрил ее.
– Мистер Дреббер жил у нас почти три недели. Он со своим секретарем путешествовал по Европе. На каждом их чемодане я заметила наклейку «Копенгаген», значит, они приехали оттуда. Что я могу сказать о Стенгерсоне? Он спокойный, сдержанный. Хозяин же его, к сожалению, – человек совершенно иного склада. Привычки у него были ужасно грубые, да и вел он себя безобразно. В тот же вечер, когда они приехали, он сильно напился, и если уж говорить честно, то уже после полудня он никогда не бывал трезвым. С горничными он вел себя развязано, хамски заигрывал с ними… В общем, позволял себе непростительные вольности. Но ужасней всего то, что вскоре он точно так же повел себя и с моей дочерью Элис. Он часто говорил ей неприличные вещи, которых она, к счастью, не понимала. Однажды он, дойдя до крайней наглости, схватил мою дочь и принялся ее обнимать. Тут даже его секретарь, не сдержавшись, упрекнул Дреббера за такое безобразное повеление.
– Но почему вы терпели все это? – спросил я. – Полагаю, вы можете выставить своих жильцов в любую минуту.
От такого вполне естественного вопроса мадам Шарпентье внезапно покраснела.
– Видит Бог, я могла бы им отказать в квартире, – произнесла она. – Но каждый из них платил по фунту в день. Искушение было слишком велико. Каждый платил по фунту в день – значит, четырнадцать фунтов в неделю. А в это время года очень трудно найти жильцов. Я – вдова, сын мой служит во флоте, и это стоит мне немалых денег. Страшно потерять доход. И я надеялась на лучшее. Но последняя его выходка возмутила меня настолько, что я немедленно приказала ему освободить комнаты. Вот почему он и уехал.