Долина зверей

Блэквуд Элджернон Генри

Что-то внутри подтолкнуло его к действию. Котелок лежал у ног Гримвуда, и он поднял легонькую жестянку, спички в железном футляре с наворачивающейся крышкой, надежно защищающей от сырости, он держал в руке. Сложив несколько сухих веток, он наклонился, чтобы поджечь их, и отпрянул в страхе, причин которого пока не понимал.

Огонь. Что есть огонь? Отвратительное чудище, как можно вызывать его к жизни? Гримвуд уже боялся огня. Металлический футляр полетел вслед за ружьем и, блеснув в лучах заходящего солнца, скрылся под водой. Глянув в котелок, Гримвуд понял, что вещь эта ему уже не нужна, как, впрочем, и темное сухое вещество, чем-то напоминающее песок, которое он собирался бросить в кипящую воду. К котелку

и черному песку он не испытывал ни отвращения, ни страха, просто они ему больше не требовались. Он забыл, да, забыл, для чего они предназначены. Эта странная забывчивость растекалась все шире, заполняя собой все его существо. Но по-прежнему мучала жажда.

Мгновение — и он уже у кромки воды, у ручейка, вырывающегося из запруды. Он собирался было наполнить котелок, но замер в нерешительности, отставил котелок и прошел на пару ярдов вверх по течению. Там лег на живот, нашел крохотную заводь, начал пить эту холодную, освежающую воду. Однако он, сам того не сознавая, не пил. Лакал.

Затем, не поднимаясь с земли, он съел вяленое мясо и сахар, которые достал из карманов, вновь полакал водицы и переместился на сухую землю под деревьями. Двигался он на всех четырех, не поднимаясь на ноги, а найдя удобное место, свернулся калачиком и закрыл глаза. Ни единого вопроса не возникло у него. Из всех чувств остались лишь покой и удовлетворенность…

Гримвуд пошевелился, встряхнулся, приоткрыл глаз и увидел, нет, почувствовал еще в полусне, что он не один. На полянках перед ним, в тени деревьев, за спиной слышались легкие шаги, мелькали темные тела. Со всех сторон к нему сходились звери, а в вышине, в безоблачном небе плыл лунный серп. И свет бесчисленных звезд искорками отражался в сотнях глаз. Казалось, ожила вся долина.

Гримвуд, стоя на четвереньках, все смотрел и смотрел, но не в страхе, а в изумлении, хотя до зверей было уже рукой подать. Острый дух лесной живности, запахи самого леса казались ему слаще самых дорогих духов мира. А блеск фосфоресцирующих глаз был теплее и ближе света фонарей, зовущих одиноких прохожих в уютные меблированные комнаты. И эта дикая, древняя армия несла с собой покой и уют всей долины, приглашая раствориться в ней.

Он ни о чем не думал, но уже чувствовал, что попал, куда и стремился. Тут его дом родной. И медленно пришло осознание того, что он долго жил не там, где следовало, и законы той жизни заставляли вести себя неестественно, даже ужасно, но теперь он вернулся домой. Здесь, в Долине зверей, он обрел мир, спокойствие и счастье. Он наконец-то стал самим собой.

Он смотрел на эту великую армию зверей вокруг себя, сидя на четвереньках в самом центре непрерывного круговорота лесной жизни. Вывалив алые языки, пробегали волки, сотни волков. Гигантские гризли переваливались рядом, поднимаясь иной раз на задние лапы. Некоторые шли так близко, что касались его шерстью. Тут же были черные и бурые медведи — и взрослые особи, и детеныши. Он видел лосей и карибу [1] , бесчисленных оленей, серн, косуль. Он слышал, как сталкивались рога, как дрожала земля. Он видел, как волк зализывал рану на теле красавца-лося. Все обитатели Долины зверей были здесь.

1

Канадский олень.

В струящемся лунном свете они смотрели на него, узнавали его, привыкали к нему, всем своим видом показывая, что рады его появлению.

Он чувствовал еще, что есть и другой мир: живущих в траве и кустах бесчисленных тварей, снующих между ног их более крупных собратьев. И с этим миром у него не было никаких разногласий. Трудно сказать, долго ли он сидел так, глядя на окружающих его зверей, спокойный, счастливый, удовлетворенный. Но этого хватило, чтобы страстно захотеть подойти к ним поближе, слиться с ними, стать одним из них. И он оторвался от заросшей мохом земли, чтобы двинуться к ним не на двух ногах, как ходят люди, но на всех четырех.

Луна уже скатилась вниз, зацепилась за высокий кедр, крона которого разбила ее свет на множество серебристых брызг.

Звери уже ждали его. Медведь притормозил свой бег, высвобождая место впереди себя. Но тут рысь внезапно прыгнула на ветвь дерева, и человек поднял голову, восхищенный ее грацией. И в то же мгновение увидел птиц, целую армию птиц — орлов, коршунов, канюков, чей полет предвещает близкую зарю.

Гримвуд вздрогнул. Приподнялся на ноги. Он не понимал, зачем он это сделал, почему вздрогнул. Но, пытаясь удержаться на ногах, покачнулся, и его рука коснулась чего-то твердого, выпирающего из кармана. Пальцы сомкнулись на непонятном предмете, вытащили его, поднесли к глазам. Маленькая палочка. В сером свете зари он видел, что она вся изрезана, вспомнил или почти вспомнил, что это такое, и остолбенел.

— Тотем, — прошептал он едва слышно, и тут же память начала возвращаться к нему впервые с того момента, как он ступил в эту долину.

Его обожгло как огнем. Он весь дрожал. Выпрямился, поняв, что только что стоял на четвереньках. Что-то взорвалось у него в мозгу, как будто рухнула стена, блокирующая память. И прошлое рвануло в образовавшуюся брешь.

— Я — Гримвуд, — произнес его голос. — Тушалли покинул меня. Я один…

И тут он заметил перемену в поведении окружавших его зверей. Ощетинился большой серый волк, сидевший в трех футах от него. Нетерпеливо переминался с лапы на лапу громадный гризли. Наклонил рога канадский олень. Становилось все светлее: еще немного, и солнце поднимется над горизонтом. Но тут гризли встал на задние лапы и пошел прямо на него. Гигантский лось, выставив рога, двинулся за ним. Тысячи морд повернулись к Гримвуду. Глаза зверей со всех сторон сверлили его.

И англичанин в ужасе понял, что спасения нет. Враги окружили его, и близок миг, когда он найдет свою смерть в Долине зверей.

А в вышине кружил отвратительный канюк, уже готовый ринуться вниз, попытайся он искать спасения на дереве. Стальные когти птиц, их железные клювы были нацелены на него.

Гримвуд отпрянул. Ибо гризли уже коснулся его своей мохнатой лапой. Волк изготовился к смертельному прыжку. Еще секунда — и англичанина растерзали бы, разорвали бы на мелкие клочки, пожрали бы с потрохами, но он успел выкрикнуть свои последние — как он думал — слова на этом свете, обратившись к небесам.

— Иштот! Великий Иштот, помоги мне! — А рука сжимала тотем.

И Красный Бог услышал его.

В ту же секунду Гримвуд понял это, ибо звери улеглись на землю, а птицы уселись на деревья. Перед ним стоял гигант-индеец. С могучим луком на плече, с колчаном, набитым стрелами. Он заполнил собой всю долину, слился с деревьями, ручьями, полянами, скалами.

И голос его казался голосом самой природы. То был голос ветра, деревьев, бегущей воды, родящий эхо в самых отдаленных уголках Долины зверей. Одновременно с появлением Иштота из-за горного хребта выглянуло солнце, осветив повелителя долины.

— Ты пролил кровь в моих владениях… Я не буду спасать…

И фигура растаяла в солнечных лучах, растворившись в нарождающемся дне. А Гримвуда обдало горячим, зловонным дыханием, перед его глазами сверкнули зубы, мохнатые лапы сжали тело. Он закрыл глаза. Упал, потеряв сознание, и уже не услышал грохота выстрела.

Первое, что он увидел, открыв глаза, был огонь. И инстинктивно отпрянул.

— Все нормально, старик. Это мы. Бояться нечего, — над ним склонилось лицо Иредейла. А за ним виднелся Тушалли. С опухшей челюстью. Гримвуд вспомнил, как ударил индейца. И заплакал.