Долой возраст, к чёрту дом!
Шрифт:
Когда толпа разошлась, мы вернулись к настилу и проехали мимо других гейзеров: Анемона, Улья, Львиного гейзера, Непостоянного гейзера, Красавицы и Призматического гейзера. Я подвез маму как можно ближе к краю, чтобы она могла насладиться ими во всей красе. Мы терпеливо ждали, пока земля с грохотом зашевелится, выплевывая высоко в воздух струи воды и пара. «Не так близко», – закричала она, когда в нас полетели брызги.
Мы уже прошли несколько миль, и мама решила, что мне стоит передохнуть. Она попросила меня пройти последние сто ярдов вверх по склону и показать ей озеро Утренней
Здесь же заканчивалась дорожка для инвалидов. Дальше к бассейну Бисквит и другим гейзерам вела тропка, посыпанная гравием. Меня впечатлило, что мама согласилась проехать такое большое расстояние, и я решил спросить ее, хочет ли она продолжить нашу экскурсию. «Разумеется», – ответила она, не задумываясь.
В течение некоторого времени мне не было сложно везти ее по неровной тропе, но затем склон становился все более крутым, и я выбился сил. Мы уже дошли до середины холма, мама была в полном восторге, и ей хотелось идти дальше. Она уверяла меня, что сможет преодолеть весь оставшийся путь пешком, но вопрос был в другом: удастся ли потом мне спустить ее обратно. «Думаю, нам нужно вернуться», – сказал я.
С помощью ручных тормозов мы размеренным шагом вернулись на каменистую, но относительно ровную тропинку у подножия склона. Я никак не мог отойти от нашей прогулки, меня переполняли эндорфины и адреналин. Я заметил узкий проход, ведущий к горячему ключу, расположенному у кромки быстрого ручья. Я решил, что я попробую отвезти туда маму.
Я толкал кресло по грунтовой дорожке, и каждый раз, когда мы наезжали на камни, ее маленькое тело раскачивалось туда-сюда, напоминая тряпичную куклу. Ее морщинистые руки крепко держали ручки кресла, она нахмурила брови и плотно сжала губы. Казалось, что ей неудобно, она напугана и все ее нутро сопротивлялось происходящему.
Мы проделали невероятный путь. Несмотря на то что мы успешно взобрались на вершину горы Бигхорн, мы все еще шли по камням. Долгое время мы с мамой жили далеко друг от друга, и это породило некое недоверие между нами. За последние несколько недель я узнал ее с совершенно новой стороны – безрассудной и авантюрной, – и теперь я хотел показать ей все, что уже видел сам. Абсолютно все. Сможет ли она довериться мне настолько, что позволит мне везти ее по этой разбитой тропинке и стать ее проводником до конца своих дней?
Я узнал о доверии, когда мне было три месяца. Тогда я впервые встретился со своими новыми родителями. Это случилось за девять дней до рождества 1957 года, но они уже получили свой подарок – меня.
Родители росли во времена Великой депрессии. Маминому отцу лишь иногда удавалось найти подработку в Толедо, штат Огайо, и он не мог обеспечивать семью. Когда я был ребенком, мама рассказывала нам с сестрой, как на ужин они делили пять тонких кусочков копченой колбасы на шестерых. Семья моего отца жила в Толедо и была ненамного богаче. Каждое лето его отсылали работать на
По крайней мере, живя на ферме, он лучше питался.
Когда началась Вторая мировая война, они оба добровольно отправились на фронт. Папа был служащим в корпусе армейской авиации, предшественнице ВВС, в Хикам-филде, штат Гавайи. Мама пошла за своим старшим братом, Ральфом, и вступила в ряды ВМФ. Ральф поступил на службу в 17 лет (он был несовершеннолетним), но мою маму дед не отпускал из дома, пока ей не исполнилось 20 лет. В итоге она записалась в женский спасательный батальон WAVES. После базового подготовительного курса в Нью-Йорке в вагоне холодного поезда она проехала через Канаду и направилась на юг Нью-Мексико, а затем на запад Калифорнии в военно-морской госпиталь Сан-Диего, где полтора года работала медсестрой. Она любила рассказывать всем, что ей быстро назначили международное жалованье, так как войска находились за пределами США. «С миру по нитке», – говорила она. Тогда в Тен-Слипе мне казалось, что она, издалека смотря на девочек, которые играли в футбол, просто не могла на них налюбоваться. Я думаю, что ее вера в силу женщины была столь же непоколебимой, как и семьдесят лет назад, когда она сама стала одной из первых женщин в рядах ВМФ.
После войны мамин брат и мой отец сдружились. Они вместе ходили выпить пива или ковырялись в гараже. Однажды вечером в баре Ральф познакомил маму с папой, а позже они поженились. В 1950-х годах, когда вся наша страна была полна веры в светлое будущее американской нации, мои родители узнали, что не могут иметь детей. В течение десяти лет они помогали католической благотворительной организации ухаживать за детьми, и тогда им разрешили усыновить одного из малышей.
Я узнал о том, что меня усыновили, когда мне было шесть лет (родители рассказали мне об этом). Я был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что такое усыновление, но мне было все равно, являюсь ли я их биологическим сыном или нет, ведь они были единственными родителями, которых я знал.
Вскоре нам позвонили и сообщили, что у меня будет сестра. Сразу же после моего усыновления родители решили взять еще одного ребенка, но процесс сильно затянулся. Я помню, как зазвонил наш бежевый дисковый телефон. Мама попросила меня ответить на звонок. Я быстро передал громоздкую трубку, когда звонящий сказал, что хочет поговорить с ней. Она разговаривала таким взволнованным голосом, что я никак не мог дождаться окончания беседы и расспросить ее о том, что происходит. «На следующей неделе к нам приедет твоя сестра!» – закричала она. Я никогда еще не видел ее такой оживленной. Кроме того, я даже не знал, что у меня будет сестра.
Когда Стейси приехала, я был счастливей всех. Я вышел из школьного автобуса и побежал по тротуару к нашему скромному дому на улице Миддлбери. Я бежал вверх по ступеням, пока не оказался перед первой слева дверью. Здесь, в углу спальни около окна, я впервые увидел свою сестру в колыбельке. Она была маленькой, розовой как поросенок, а на ее голове практически не было волос.
Конец ознакомительного фрагмента.