Доля Ангелов

Уорд Дж. Р.

Он не мог вспомнить, имелись под одеялом простыни.

Поскольку большинство ночей он спал в кресле, фактически, как только перебрался сюда. Или же уходил в эти чертовы конюшни или же совершал еще что-то.

Эдвард направился в ванную комнату, справил нужду, потом почистил зубы. Когда он вышел, она разглаживала одеяло.

— Я вчера постирала, — сказала она, стоило ему подойти к другой стороне кровати. — Я не знала спали ли вы на ней или нет.

— Тебе не стоит так обо мне заботиться.

— Я знаю.

Она

впервые залезла к нему под одеяло полностью одетой, и снова он позавидовал легкости ее движений, как она спокойно вытянула ноги, как откинулась на спину, не скрючившись от боли и стонов. Его подготовка в горизонтальное состояние, напротив, происходила со стонами и проклятиями, ему нужно было время отдышаться, прежде чем он мог положить свою голову на подушку.

Шелби развернулась к нему, положив руку на его впалый живот. Он напрягся, хотя и был в футболке. И флиске.

— Тебе холодно? — спросила она.

— Мне? — он повернул голову в ее сторону. — Думаю, что ты права…

Она вдруг поцеловала его, ее губы были мягкими.

— С возвращением, — прошептала она. — Можешь не отвечать.

— Что?

— Вы ничем мне не обязаны, кроме этой работы. И мне ничего не нужно от вас, кроме этой работы.

Он крякнул, подняв руку, чтобы провести пальцами по ее подбородку и спуститься вниз к ее шее. И обнаружил, что порадовался тому, что вокруг было темно.

— У меня ничего нет, чтобы кому-то что-то дать, — Эдвард взял ее натруженную руку и положил себе в центр груди. — И да, мне холодно.

— Я знаю. Многое знаю о тебе. Я всю свою жизнь работаю с животными. Я не жду, что какая-нибудь лошадь будет лучше или хуже, чем есть на самом деле. И люди такие же, у них тоже нет причин быть другими, нежели такими, какие они есть.

Это был самый странный ответ. С тех пор, как он был похищен из отеля в Южной Америке, он все время держался, каждой клеточкой своего тела. Сначала от ужаса. Потом от боли, связанной с пытками и желанием умереть. А потом после спасения, его организм перестал функционировать на очень многих уровнях… и ему опять пришлось сражаться, чтобы сохранить свой здравый смысл и не сойти с ума.

Но сейчас, в этой ночной тишине, он почувствовал, что пора отпустить контроль.

— Я чувствую, как ты на меня смотришь, — нежно произнес он.

— Это потому, что я здесь. И это нормально. Как я сказала, вы не должны мне ничего. Я не жду от вас ничего.

По какой-то причине, он подумал о сыне Мое Брауна, Джоуи. Красивый, здоровый парень, такого же возраста, как и она. Любит лошадей, добродушный и не дурак.

Ей стоило проводить свои ночи с ним или с кем-то на него похожим.

— Тогда зачем ты это делаешь? — спросил он.

— Это мое решение, а ничье-либо. Мой выбор, который мне не надо объяснять никому, включая и вас.

Ее спокойное, откровенное заявление, объясняющее ее точку зрения, было воспринято им точно так, каким оно и

было…вызвав странное и чудесное послабление в нем.

И чем дольше он лежал рядом с Шелби, тем больше его тело расслаблялось. Или это была его душа. Но Шелби была единственным человеком, которая не сравнивала его с тем, кем он был раньше. Она не могла его оплакивать, потому что не знала его тогда. Она не собиралась выжидать, когда он победит свою немощность и присоединиться к управлению компании «ББ», став штурвалом семьи.

Он был лошадью для нее, восстанавливающийся после травмы на пастбище, под воздействием стихий…, за которой она готова была ухаживать и кормить. Скорее всего, это было единственное, что она умела делать, когда сталкивалась с чьими-то страданиями.

Выдохнув, он почувствовал, как спадает тяжесть. Он не мог предположить какую тяжесть носил в своем сердце. Обиды на всех, кто был в его прежней жизни. Вернее… на самом деле, он ненавидел их всех, ненавидел всех, кто смотрел на него с жалостью, шоком и печалью. Он хотел крикнуть им, это не их собачье дело, что с ним случилось, и он, в конце концов, не вызывался добровольцем, и не важно, как он выглядит…

Неужели они думали, что их взгляды могут его расстроить? Мать твою. Ему пришлось столько пережить и с их взглядами он как-нибудь уж справится.

И да, он даже злился на Саттон, хотя она была виновата не больше, чем остальные.

Шелби… Шелби ко всему этому не имела никакого отношения. Она была чиста по сравнению с ними. Она была свежим воздухом в душной комнате. Она была светом в камере без окон.

Эдвард застонал, надавив на свое плечо и поцеловав ее в ответ. И под натиском его губ, ее губы приоткрылись, честно отвечая ему, такой она и была. И он мгновенно затвердел.

Но вместо того, чтобы начать снимать с нее футболку и джинсы, он отстранился и убрал свои руки от нее.

— Спасибо, — прошептал он.

— За что?

Он всего лишь покачал головой. А потом закрыл глаза.

И впервые, казалось, за целую вечность, он начал погружаться в сон… трезвым.

— Замуж.

Лиззи возвышалась над Лейном, она наклонилась, взяла его лицо в ладони и широко улыбнулась. Боже, он был так красив, такой с ног сшибательно привлекательный, несмотря на мешки под глазами и его пятичасовую…(хотя была уже девять сорок пять вечера) щетину и взлохмаченные волосы.

— Ты просишь меня выйти за тебя замуж? — услышала она сама свои слова. И да, она говорила с придыханием.

Он кивнул.

— Могу я тебе кое-что сказать? Твоя улыбка сейчас — одна на века.

— Знаешь, — она провела рукой по его волосам, — я не отношусь к тем женщинам, которые мечтают о свадьбе с пятилетнего возраста.

— Меня это не удивляет.

— Я даже не уверена, что хочу надеть свадебное платье, и я не хочу венчания в церкви.

— Я атеист, поэтому с этим все в порядке.