Должник. Цель

Ковальчук Олег Валентинович

Понять бы ещё что у неё в голове. А к чёрту…

Я соображал минут пять, как заставить ее поесть. В итоге откусил при ней кусок гекконятины и проглотил. Видимо, именно это и сработало, так как самка выхватила у меня из рук вареную лапу и за несколько секунд обглодала до кости.

– Еть ош, – проинформировала она меня.

Отлично.

После небольшой паузы, в течение которой самка похоже прислушивалась к себе, она в один прыжок очутилась у туши ящера и начала выгрызать из него куски.

Сырое

же…

Спустя пару секунд она выплюнула часть того что успела оторвать.

– Тебе, я смотрю, сырятина тоже не нравится. – пробормотал я. – а вот целого геккона я даже не знаю, как варить.

Вернее знаю, но это будет долго.

Разделывать ящера мне не очень хотелось, особенно учитывая мой уровень бодрости и сломанную руку.

– НЕ ЕДА. – от мощного импульса меня швырнуло на землю и протащило по камням. – НУЖНО ЕЩЕ ЕСТЬ. ДАВАЙ. – меня вжало в камни и я испугался, что меня попросту раздавит.

Это был не звук, что-то другое, и это что-то разрывало мою черепную коробку изнутри.

Надеюсь она скоро поймет, что здесь тоже нужно фильтровать мощность.

– ДАВАЙ. – повторила она с нажимом, причем с серьезным нажимом. Я потерял сознание.

Очнулся от очередного импульса, меня будто взбодрили электрическим разрядом. Сердце колотилось, а руки тряслись. По всей видимости, в отключке я провалялся от силы две секунды.

– ДАВАЙ-ДАВАЙ. – повторила самка без прежнего нажима. Быстро учится.

– Нужно готовить, – прохрипел я.

– НУЖНО ГОТОВИТЬ, – утвердила самка. А затем еще раз, для закрепления результата. – НУЖНО ГОТОВИТЬ, ДАВАЙ-ДАВАЙ.

Она вернулась на свое место и выжидательно уставилась на меня.

Ну, Рой!.. Три часа минимум, ага. Тут и десяти минут не прошло, уже чего-то требует. Ух, спиногрыз на мою голову.

– ДАВАЙ-ДАВАЙ! – снова повторила Беара с нажимом, но на этот раз давление, ощущалось скорее в интонации, а не в интенсивности.

– А ты можешь не так… эм… сильно говорить? – спросил я, даже не надеясь, что буду понят.

Самка просто смотрела на меня. Затем склонила голову набок и послала слабый импульс: – есть надо, давай-давай.

Я едва его заметил, настолько он был слабый. Почти неотличимый от моих собственных периферийных мыслей.

– Можно чуть громче, – наугад сказал я.

Самка повернула голову на другой бок.

– Нужно готовить! – раздалось в моей голове с легким раздражением.

– Другое дело. Пойдешь со мной к озеру?

– Пойдешь? – спросила она. Я предположил, что она не успела узнать это слово, потому что в следующую секунду утвердительно ответила. – Пойдешь. Нужно готовить.

– Сможешь взять мясо? – спросил я. На самом деле, я преследовал две цели. Во-первых, нужно было расширять ее словарный запас. А во-вторых, у меня вдруг проснулся мальчишеский интерес, сможет ли она утащить такой вес?

– Еть ош, – произнесла она голосом.

Я так и не понял, что она хотела сказать. Но в следующий момент самка просеменила к туше геккончика, проткнула его одной из своих клешней и легко подняв в воздух, понесла, направившись следом за мной.

Да уж. Эксперимент удался на славу.

Я себя чувствовал в этот момент как школьник, который после очередной экранизации Годзиллы поспорил с друзьями, кто же сильнее, любимый динозавр или Кинг-конг. А в очередной серии с восторгом обнаружил, что все-таки Годзилла!

В общем, для нашей Годзиллы семидесяти килограммовый геккончик, всё равно что пушинка. Наверное, так и буду ее называть.

Почесав затылок, я вызвал ячейку в которой до этого находился многострадальный ящер и направился в сторону озера.

– Ты меня понимаешь? – спросил я, чтобы хоть как-то завязать разговор.

На этот раз мысленного ответа не последовало, но я понял, что она всё же ответила. Будто кивнула.

Что бы спросить?

– А что такое еть ош? Ты все время это повторяешь.

– Это имя. Первое слово, произнесенное матерью. Так рассказывала мать ребенку в яйце. – я отчетливо почувствовал горечь во рту.

Твою мать! И здесь отличился.

Так, стоп, при чем тут мать. Не спорю, это первое, что я произнес, но я, блин, и не мать.

– А когда мать эм… успела тебе сказать это? Ну имя.

– Сегодня. – снова горечь. – Ты это сказала.

Черт!

– Но я не мать, я даже выгляжу по-другому. Да, я же мужик, в конце-то концов!

– На тебе метка матери. Ты коснулся яйца, в тебе частица матери. Ты присутствовал при рождении как мать. Еть ош поставила отметку. Ты мать.

– Я… – коснувшись ладонью лба, я пробормотал, – бред какой-то. Я не могу быть матерью.

– Ты не Мать, но ты первый принял рождение. Ты есть отметка матери. Теперь ты мать. – я ощущал отчетливое раздражение, злость, разочарование. Весь комплект, которым она пытала меня накануне. Следом она добавила. – Ты мне не нравиться. Я бы убить тебя, но ты мать. Я не мочь тебя трогать. А ты оберегать меня и учить.

Мне по прежнему было ничего непонятно, но где-то на краю сознания картина стала вырисовываться. Наверное, подсказкой послужил тон, который вполне удачно заменял слово "ничтожество" в конце каждого предложения.

Видимо, у Беаров какие-то сложные обряды при рождении, частью которых мне посчастливилось стать. И тот плевок на самом деле предназначался ее родной матер, который уж точно он не заставил бы матку Беров валяться два дня в отключке.

Да уж, перспективы одновременно и пугают, и завораживают.