Должники
Шрифт:
После такого разговора было совсем непросто улыбаться, изображать заядлого преферансиста, мечтать вслух о загаре и прочей дребедени. Но деваться было некуда. На руках у Белова был Колян Тимохин, живая бомба, контейнер с чумой, раковая опухоль, грозящая сожрать целый организм. Белов уже знал, как он избавится от этой заразы, чтобы никому не было обидно и ни у кого не возникло никаких претензий. Дело грязное, заниматься им противно, но врачам тоже приходится возиться в дерьме и гное. Такая уж это вещь, хирургия.
День они
Тимохин же, несмотря на все предупреждения, выглядел на базе чужеродным телом. С отвращением поплескавшись в реке, он забивался куда-нибудь в укромный угол и оттуда мрачно наблюдал за мельтешением загорелых тел на золотом песке. Интересно, что люди тоже сторонились его. Белов не заметил, чтобы Тимохин перекинулся с кем-нибудь хоть парой слов. В конце концов после обеда Тимохин основательно поднабрался в баре и потом регулярно понемногу добавлял, поддерживал градус. К счастью, на рожон не лез, держался скромно, но популярности среди отдыхающих это ему все равно не прибавило.
В общем, это ничего не меняло. Главного Белов добился – сам он постоянно был на виду, общался с людьми, вел себя в оптимистическом ключе, а Тимохин тоже порядком намозолил всем глаза, но уже со знаком минус, и это Белова вполне устраивало. Это вписывалось в его сценарий. Везде на спасательных станциях висят предостерегающие баннеры о несовместимости алкоголя и здорового отдыха. Это, так сказать, общее место, главная заповедь массовика-затейника. Лишь бы Тимохин не свалился замертво до вечера.
Но Тимохин был привычен к алкоголю. К вечеру он набрался почти до немоты, но ноги у него по-прежнему шевелились исправно. Он даже приплелся на веранду, где при свете затейливых гирлянд серьезные мужчины играли в карты. Приплелся и приклеился за спиной у Белова, который расписывал уже вторую пулю с новыми друзьями. Он ни во что не вмешивался и не раскрывал рта – просто маячил у Белова за спиной и дышал перегаром. Белов некоторое время терпел, но потом, заметив выразительные взгляды партнеров, обернулся и сказал сквозь зубы:
– Сгинь по-быстрому! Иди, займись, чем было сказано! И чтобы я тебя больше здесь не видел!
Тимохин в ответ на это понимающе ухмыльнулся и, пошатываясь, убрался с веранды.
– Сосед мой по дому, – объяснил Белов играющим. – Я для него вроде старшего брата. Родители наши дружили домами. Хороший парень, да вот один недостаток – любит заложить за воротник. Взял его с собой проветриться, думал, хоть на природе про водку забудет. Да нет, видно, горбатого могила исправит… А я… Я объявляю семь червей!
И игра потекла дальше своим чередом. Про Тимохина больше никто не вспоминал.
А он тем временем побрел по расцвеченному веселыми огнями прибрежному городку, пугая воркующие в тени парочки и прикуривая одну сигарету за другой. Первым делом он опять навестил бар. Но тут вдруг обнаружилось, что денег в карманах у него не осталось ни копейки. Слегка расстроившись, Тимохин отправился искать свой коттедж. Он вспомнил, что сунул бумажник под подушку перед тем, как в очередной раз идти на пляж.
– Чертово солнце, чертова речка, чертова природа! – бормотал он себе под нос, взбираясь на крыльцо коттеджа. – Завтра буду весь облазить, как обезьяна. Чтоб ты сдох!
К кому относилось последнее пожелание, было не совсем понятно, но оно придало Тимохину бодрости, и он довольно быстро сумел отпереть замок. На этом, правда, силы его кончились, и, ввалившись в комнату, Тимохин долго не мог найти выключатель. Собственно говоря, он еще не знал, где таковой находится, потому что ему не приходилось включать свет в коттедже. Поиски заветной кнопки заняли не менее четверти часа. Ругаясь и опрокидывая мебель, Тимохин шарахался по комнате и так увлекся, что не услышал, как открылась дверь и кто-то вошел в дом.
Догадался об этом он, только врезавшись в какую-то плотную коренастую фигуру, вдруг возникшую на его пути.
– Мать твою!.. Ты кто такой? – ошеломленно пробормотал Тимохин, отступая назад. – Это моя хата!
– Твоя-твоя, никто и не спорит! – откликнулся из темноты коренастый. – А ты меня не узнал, что ли, Колян?
Тимохин на секунду замер, а потом расплылся в улыбке.
– Тьфу ты! Да это же Малик! Малик, ты как сюда попал?! А я уже все! Хана! Уже нажрался этой природы… Купайся – загорай! Может, кому-то это в кайф, а мне… Нет, в натуре, ты как тут оказался?
– Да вот шел мимо… – уклончиво объяснил тот, кого назвали Маликом. – А ты, я смотрю, времени не теряешь! Насандалился под самую завязку! У вас тут в речке вода течет или водка?
– Да если бы водка, я бы из нее не вылезал, – признался Тимохин. – Водка у нас тут только в баре. Мы сейчас с тобой пойдем и вмажем за встречу, ага? Я вот только свет включу… Бумажник куда-то сунул…
– Не надо света, – предупредил Малик. – И бумажник свой не ищи. Я заплачу. Только сначала сходим окунемся. Тут как дно?
Тимохин разочарованно посмотрел на него.
– И ты туда же! – с упреком сказал он. – Вас что туда тянет? Вот радость – ходить мокрым!
– Ладно, хорош базарить! – с досадой оборвал его Малик. – Сказано, искупаться хочу! С дороги, весь в пыли.
– А ты чего прикатил, Малик? А чего с нами не поехал? – Вопросы сыпались из Тимохина, как горох из мешка, – за день он основательно намолчался и теперь спешил отвести душу.
– Ладно, пошли! – перебил его Малик, не отвечая ни на один из вопросов. – И кончай трепаться, у меня в ушах гудит.