Дом на Баумановской
Шрифт:
– Иди куда ш-шел, – прошипела Майка.
Коля живо послушался, дернув от нее, как от огня. И почти бегом долетел до возвышающегося, казалось, до самых небес, тонущего в вечерних сумерках доходного дома Фроловых под номером 23. Это был настоящий замок, построенный лет пятнадцать назад. Облезлая громадина с пузатым эркером, имитирующим средневековую башню, с цветными витражами в стрельчатых окнах лестничной клетки, делающими его похожим на готический собор, и рядком балконов с чугунными ограждениями – дом выделялся среди прочих на Баумановской улице. Коля никогда не видел, чтобы в нем кто-то жил. В школе про этот замок рассказывали страшные сказки, кто-то утверждал, что по ночам от него доносится
Кисель уже ждал у подъезда, держа руки в карманах бушлата, топчась и подметая широкими клешами матросских брюк листву. Он молча подмигнул Коле, покосился на инструмент за его плечом. Коля заговорщицки сузил глаза, дернул подбородком в сторону двери. Зашли внутрь. Цветные витражи были серыми от пыли и грязи и почти не пропускали света, вверх и в сторону уходила лестница, ступени ее были обшарпаны, перила все в пыльной паутине.
– Деньги я принес, – глухо сообщил Коля, глядя на широкие клеши спортсмена и распахнутый бушлат с поднятым воротником, под которым была тельняшка. – Но есть разговор… задание… мне велели передать.
– Какое? – бесцветно спросил тот.
– Здесь могут услышать, сейчас толпы с вокзалов пойдут, а дверь не запирается, пошли в квартиру.
– В какую еще квартиру?
– Ну вот эту хотя бы, за твоей спиной которая.
Кисель сделал пол-оборота, посмотрел на высокую дубовую дверь, чуть приоткрытую, потянул ее на себя, глянул, проверил, нет ли кого в темноте передней.
– Ладно, пошли, – и шагнул внутрь, двинувшись прямо в проем, у порога которого под половичком ждала дыра в полу.
Вдруг Коля понял, что Кисель со своим широким шагом мог ее и проскочить. Тогда весь план бы рухнул. Майка немного просчиталась, полагая, что жертва так же семенит ножками, как девочки. Кисель шагал как солдат.
– Эй, – вырвалось у Коли громче, чем он рассчитывал.
Кисель остановился, глянул за плечо, наступив прямо на выпирающую часть порога. Следующим шагом он перешагнет через дыру – это было так очевидно, что Коля почувствовал, как вспотел под пальто, инструмент тяжело давил на спину, ремень впивался в шею.
Он медленно снял виолончель и отставил в сторону, бережно прислонив к стене. Спортсмен смотрел с недоумением.
– Я вызываю тебя… – глухо выговорил Коля, почему-то опять глядя на неопрятные и замызганные грязью клеши Киселя, не смея поднять глаз к его лицу.
– Что? Что ты там щебечешь, мелочь? Деньги где?
– Нет денег! Я вызываю тебя… – громче сказал Коля и поднял голову, заставив себя сделать это – посмотреть врагу прямо в глаза. – На бой! На… дуэль!
Кисель прыснул со смеху, громко гоготнул, хрюкнул, но тотчас затих, вовремя вспомнив, что лучше не шуметь.
– Куда ты меня вызываешь? – он сошел с порога и был теперь в шаге от него. – Не бреши, отдавай мою награду.
– За Мишу… поквитаться за Мишу, – Коля сжался, опять опустив голову, пристально глядя под его ноги, и вздрогнул, когда в темноте перед глазами выросла рука и не больно, но унизительно шлепнула его по скуле. Он дернулся головой, как от замаранной тряпки, брезгливо скривил губы, но тут же выровнялся и, тверже встав на обе ноги, сжал кулаки.
Когда они сцепились в драке, Коля думал только о том, чтобы выстоять и не дать своему противнику слишком оттеснить себя от порога и половичка с дырой под ним. Упершись ногами в пол, будто шел сквозь пургу в зимнюю ночь, он держал Киселя за плечи, стараясь головой протаранить его грудь, тот стянул в левом кулаке ворот его пальто, пытаясь приподнять, чтобы удобней было бить, правым он наносил удар за ударом, целясь в лицо, попадая в ребра, сердце, живот, нос. Колю душило собственное пальто, воротник впился в кожу под подбородком, и если бы Кисель не расслабил чуть хватку, то он вот-вот потерял бы сознание, невозможно было сделать вдох, уже темнело в глазах. Боковым зрением Коля успел заметить мелькнувшую у футляра с виолончелью буденовку, и в страхе, что сейчас достанется еще и Майке, которая, видно, пришла на помощь и не знала, как подступиться, сделал усилие и с рычанием оттолкнул от себя тяжелую тушу своего противника. Тот устал молотить Колю, завалился плечом на дверной косяк, но вышло неловко, попытался схватиться за выступающую его часть и покачнулся.
– Это я еще кастет не надел, – отдыхиваясь, сказал Кисель, нагнулся глянул себе на ноги. – У чертина, все бахилки мне истопал.
Коля понял, что это единственный шанс, изловчился и, вцепившись в его бушлат, потащил вниз. Враг от неожиданности потерял равновесие, и оба повалились на пол. Коля упал коленями перед порогом, а Кисель шлепнулся задом аккурат на половичок.
С минуту Коля, державшийся за истерзанное горло, и подоспевшая Майка смотрели на Киселя. Тот сидел на полу в какой-то странной, неестественной позе, коленями почти упирался себе в подбородок, будто дитя на горшке. Он попытался вывернуться, отталкиваясь от пола, но половичок, наполовину провалившийся под ним, стал скользить вниз, в подпол. Он уперся локтями и взвыл, вытягивая себя вверх.
– Попробуй за волосы, как Мюнхаузен, – посоветовала ему Майка.
Кисель с рыком раненого кабана подался на локтях вновь. И тут перегнившие доски пола не выдержали, и он провалился к перекрытиям. Теперь торчали только его ноги. Коля, замерев, с ужасом глядел на приподнятые – один вверх, другой в сторону – ботинки, которые выделывали кренделя в воздухе и на половичке, собранном вокруг дыры в полу волнистыми складками.
У Коли дико закружилась голова, и показалось, что все кругом отъезжает в сторону, он покачнулся. Перед глазами половичок уползал в дыру, унося с собой страшные ботинки, чем быстрее они семенили, тем скорее ускользали. Все было как в страшном сне.
Почти сразу же под отчаянное «а-ар-гг-га-рр!» раздался глухой удар снизу, словно где-то в подземелье обрушился кусок скалы, и голос оборвался. Коля почувствовал, как закатываются глаза и он заваливается набок. В висок прилетел крепкий удар.
Очнулся он от неприятной боли в щеках и шее. Над ним нависла Майка, отчаянно шлепая по лицу. Сам он полусидел на полу, головой и спиной откинувшись на стену.
– Ну слава тебе, мать небесная, – выдохнула девочка. На ней не было буденовки, прямые черные волосы разметались, проволокой торчали в разные стороны, челка стояла, как ирокез у индейцев. Она вывернула край своего пальто наизнанку и принялась вытирать нос Коли.
– Умер? Разбился? – прошепелявил он, чувствуя языком рваную рану на губе и внутри рта – кажется, прикусил щеку. Попытался чуть привстать и сесть поудобней, но сильно кольнуло в ребрах.
– Ах, – простонал Коля, отчаянно переживая, что не может понять, что и где болит, каков ущерб, останется ли он теперь после таких побоев жив, – сердце! Сердце рвется на куски…
Майка свела брови, принялась ощупывать под пальто его грудь.
– Кажется, одно ребро сломано, как-то неестественно кость вот тут выпирает, – она надавила, и Коля опять улетел в какую-то черную пустоту, однако, пробыв там всего секунду, ощутил, как его опять шлепают по скулам. Он схватился рукой за грудь и отчаянно всхлипнул.