Дом на болоте
Шрифт:
– Дворцовый переворот, – объяснил молодой. – Наследный шейх убит, к власти пришел какой-то военный. полковник, кажется… Имена у них у всех очень уж закрученные, не запомнишь… Ну, в общем, нефтепроводы взорваны, терминалы горят. Россия тут же цены на свою нефть вздула. Американцы в ответ говорят, что делиться надо, особенно в такую тяжелую для всех пору. Ну, и потихоньку войска натовские к границе российской подтягивают.
– Введут? – С чрезвычайно серьезным видом поинтересовался Борода. Ну, прямо не сталкер, а геополитик какой!
– Да кто ж их знает, –
– Пусть вводят, – согласился Борода. – После самим же хуже будет.
– Это почему вдруг? – Живо заинтересовался таким раскладом Бычок.
– Потому что в обмен на нефть стотридцатимиллионное население кормить придется. Русские, они такие, – ежели американцы к ним вопрутся, так они и вовсе работать бросят. На фига, спрашивается, работать, ежели Дядя Сэм гуманитарной помощью снабжать обязан?
– А ты сам, разве не русский? – Искоса глянул на собеседника Бычок.
– Я – сталкер, – усмехнулся Борода. – У сталкера нет ни национальности, ни гражданства, ни долга перед родиной. У него только и есть, что Зона.
– Да-а, – с озабоченным видом покачал головой в круглом шлеме Бычок. – Вот так сидишь тут, в Зоне, и не ведаешь, что за дела в мире творятся. Я, Борода, в отличии от тебя, патриот. И, как истинный патриот, скажу тебе прямо…
– Ты когда последний раз газету читал, патриот? – Перебил Бычка бородатый сталкер.
– Газету?.. – Бычок поднял руку, чтобы поскрести ногтями лоб, а пальцы наткнулись на пластиковую преграду. Бычок с досады плюнуть хотел, да вовремя сообразил, что плевок может в шлеме остаться. – Я как-то на Ростоке подшивку газет за две тыщи шестой год нашел. Отволок ее Жабе, а он, жлоб, даже банку тушенки за нее дать отказался!
– Правильно сделал, – кивнул Борода. – Кому нужны газеты пятилетней давности.
– А! – Бычок радостно хлопнул в ладоши и, выбросив правую руку вперед, нацелил палец на собеседника. – Ты тоже не понял! – Борода сурово наморщил лоб. Навалившись грудью на край стола, Бычок подался вперед. – Это ж не просто подшивка газет, – палец переориентирован на потолок. – Артефакт!.. Врубаешься?.. – Борода отрицательно покачал головой. Молодой тем временем переводил непонимающий взгляд с одного сталкера на другого. – Подшивка газет за две тыщи шестой год, – медленно, как будто разговаривал с идиотом, повторил Бычок. – Откуда на Ростоке подшивка газет за две тыщи шестой год? Чернобыль-то в каком рванул?
Поскольку Борода молчал, на вопрос ответил молодой:
– В девяносто шестом… Кажется.
– Во! – Бычок снова ткнул пальцем в потолок. – И с тех пор здесь никто газет не выписывал. И, уж точно, не подшивал.
– Ну и что? – Пренебрежительно дернул плечом Борода.
– А то что это артефакт был! Сиречь, созданный Зоной таинственный предмет непонятного назначения.
– И что ты сделал с этим аномальным предметом, когда Жаба его у тебя не взял?
– Ну… – Бычок быстро отвел взгляд в сторону. – Извел потихоньку… На всякие там… бытовые нужды.
– Задницу, выходит,
– Слушай! – Рывком повернулся в его сторону Бычок. – Не с тобой вообще разговаривают!
Мрачный буркнул что-то себе под нос и уткнулся в пластиковую тарелку, в которую было вывалено содержимое банки каких-то рыбных консервов.
Сообразив, что дальнейшему развитию темы газетного артефакта следует положить конец, Бычок умело перевел разговор в иное русло.
– Как, ты говорил, тебя кличут-то? – Обратился он к молодому.
– Штырь, – процедил сквозь зубы парень, полагая, что так его прозвище прозвучит особенно внушительно.
– Сам придумал?
Молодой растерянно приоткрыл рот.
Борода усмехнулся. Ни что не меняется в этом проклятущем мире. Штырь… Сколько таких штырей повидал он на своем веку. Каждый молодец, возомнивший себя сталкером, тут же придумывает себе прозвище, звучащее резко, как гвоздь, заколоченный в доску с одного удара. И чтобы непременно с шипящей начиналось. Штырь. Штык. Чекан. Жало. Был даже один, который себя Чардашем называл. Должно быть, услышал где-то. Так и сгинул, не узнав, что слово сие означает. А прозвище, его ведь придумать невозможно. Прозвище невесть откуда берется и само к человеку прилипает. Так что, может быть, и этот парень, что Штырем себя называет, ежели еще полгода в Зоне протянет, свое прозвище получит.
– Ты давно в Зоне-то, Штырь? – Продолжал между тем пытать молодого сталкера Бычок.
– Прилично, – набычился парень.
– А-а, – с пониманием кивнул Бычок. – Неделю, выходит?
– Три месяца, – огрызнулся парень.
И ведь врет еще, дурачок. По амуниции видно, что не больше месяца, как в Зону попал.
– Небось дальше Ростока еще не бывал? – Все подзуживал парня сталкер в шлеме.
– Я на Милитари ходил.
– Ну, и как там, на Милитари? Кровососов много?
Штырь отвел взгляд в сторону.
– Ходил, но не дошел.
– А что так?
– На гравипакет в трубе наткнулся.
– Мощный?
– Нормальный.
– Как же ты его засек?
– Болт бросил.
– Надо же! – Как будто в изумлении вскинул брови Бычок. – И кто ж тебя такому научил.
– Никто. В книжке одной прочитал.
– Это что ж, про Зону теперь уже и книжки пишут? – Бычок откинулся назад и радостно хлопнул в ладоши. – Эдак, глядишь, скоро и кино снимут!
– Старая книжка. Еще до Чернобыля написана.
– А называется как?
– Не помню.
Бычок склонил голову к плечу и посмотрел на молодого недоверчиво.
– А не трендишь?
– Нет. Честно, читал… В школе еще.
– Отстань от парня, Бычок, – усмехнулся беззлобно Борода. – Сгоняй-ка лучше за пивом.
– А почему я? – Вскинулся сталкер. – Пусть молодой сходит!
– Молодому Крыс "Клинское" даст. А у него, я знаю, "Черниговское" прибрано.
– Ну, ежели "Черниговское"…
Бычок поднялся на ноги, поправил шлем на голове и потопал в сторону крысиной подсобки.