Дом на семи ветрах
Шрифт:
Покрывшись холодным потом, я зажала рот рукой, пытаясь удержать рвущийся наружу крик ужаса. Внезапно за окном, постепенно проявляясь, словно обретая фокус, появилось мужское лицо. Оно было огромным — так во всяком случае мне показалось, — и я сразу же узнала дядю Алекса с портрета в столовой. Его смех становился все громче, и я зажала уши. Лицо оглядело комнату и, не найдя меня в постели, решило, видимо, поискать в другом месте, после чего медленно растворилось в воздухе.
Очередной порыв ветра потряс окно, а когда он несколько поутих, я услышала, что ужасные рыдания доносятся теперь из коридора. Отпрянув назад и резко повернувшись, я наткнулась на поставленный мною возле двери стул, столкнув вазу, с грохотом разбившуюся об пол. От неожиданности у меня вырвался крик ужаса.
Приложив ухо к двери, я слушала жалобные стоны Флоры Айдс, раздающиеся в коридоре, и понимала, что она хочет, чтобы я вышла к ней, но мне было страшно.
Однако куда подевался мой здравый смысл? Почему я позволяю себе поверить в подобные сверхъестественные явления? Разум говорил мне, что, даже если они действительно нереальны, необходимо выяснить, что за этим стоит, иначе так может продолжаться до бесконечности. Несмотря на заверения тети Циннии, что Флоры Айдс в потустороннем мире нет, ее призрачный облик пугал меня. Правда, я не слишком верила в спиритуализм, притом даже, что сама тетя Цинния произвела на меня прекрасное впечатление.
С другой стороны, на ум приходили теории Робертины Кавано о призраках и сверхъестественных явлениях вообще и все эти книги, которые она тайком проносила в Брейсвелл. Если об этом столько написано, должно же тут что-то быть?
Внезапно еще один, особо мощный порыв ветра нажал на рамы, шнурок не выдержал, и окно со страшным грохотом распахнулось. Удар был столь силен, что было удивительно, как не разбилось стекло. Обернувшись, я увидела, что серебристое сияние за окном опять начинает становиться интенсивнее. Рамы с грохотом закрылись, потом столь же шумно распахнулись внутрь.
Не собираясь дожидаться, появится ли призрак дяди Алекса или нет, я быстро открыла дверь и выбежала в коридор.
Душераздирающий плач Флоры Айдс, казалось, заполонял все помещение, но самого призрачного создания нигде не было видно. Стоя возле закрытой двери своей спальни, я прислушивалась к доносящимся звукам, ища глазами доказательства физического присутствия их источника, и опять, как и в прошлую ночь, ощутила леденящий ток воздуха, пронесшийся от восточного торца коридора к западному. У меня создалось впечатление, что звук плача перемещался вместе с ним.
Из комнаты за моей спиной раздался мужской хохот. Рассудив, что плачущее создание представляет для меня меньшую опасность, чем этот ужасно хохочущий мужчина, я бросилась вслед за перемещающимся звуком.
Добежав до ведущего на балюстраду арочного прохода, я остановилась. Плач слышался теперь из восточного конца коридора. Первым моим побуждением было спуститься в холл и позвонить по телефону, но не успела я ступить на балюстраду, как огромное помещение наполнили раскаты хохота, столь мощные, что хрустальные подвески центральной люстры жалобно зазвенели.
Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в коридор. Рыдания теперь были гораздо тише и раздавались вроде бы с лестницы, расположенной на западном конце длинного прохода.
Подойдя к письменному столу под портретом тетушки Агаты, я открыла ящик, отыскала в нем коробку спичек и зажгла свечу. Стоявшая на столе еще вечером ваза с астрами исчезла. Это удивило меня, ведь цветы были совсем свежими. Странно, что этот, казалось бы совсем незначительный, факт так врезался в мое сознание. Видимо, я уже тогда инстинктивно понимала всю его важность. Взглянув на портрет тети Агаты, я попыталась отыскать в выражении ее лица хотя бы малейший намек на разгадку всех этих тайн. Улыбка портрета напомнила мне улыбку тети Циннии — смесь лукавства и благопристойности.
С западного конца коридора вновь раздался плач, словно зовущий меня к себе. Почти против своей воли я последовала за ним, но, дойдя до последней двери, расположенной как раз напротив лестницы, вспомнила, что это спальня Дуайна Бретча.
Набравшись храбрости, я громко постучала.
— Да? — раздался сонный голос.
— Дуайн, это я, Вера.
Послышались звуки спотыкающихся шагов, перемежающиеся негромкими ругательствами. Наконец дверь открылась, и в проеме появился Дуайн в халате, наброшенном поверх пижамы. Вид у него был сонный.
— Чертовски неподходящее время для разговоров, вы не находите? — Он окинул взглядом мой халат и домашние тапочки.
Я перехватила воротник халата у самой шеи.
— Дуайн! Помогите мне! Пожалуйста! — еле выговорила я.
— Эй, послушайте, в чем дело? Вы бледны как стенка. — Взяв за плечи, он попытался втащить меня в комнату. — Войдите внутрь, пока не простудились до смерти.
— Нет.
Дуайн попытался обнять меня, но мне удалось увернуться.
— Да не бойтесь же меня, заходите смело, малышка! Разве я похож на пожирателя таких хорошеньких девочек! — Судя по всему, Бретч совсем проснулся. Его лицо озарила всегдашняя очаровательная улыбка.
— Нет, выслушайте меня, Дуайн. Пожалуйста, выслушайте! — взмолилась я.
Взяв свечу у меня из рук, он поднес ее к моему лицу.
— Что за чертовщина! Вы бледны и вся дрожите от страха. — И опять мне показалось, что в речи Дуайна Бретча появился заметный простонародный акцент. — Что вас так напугало, куколка?
— Слушайте! — Замерев на месте и не поворачивая головы, я скосила глаза в сторону лестницы.
— Но что?..
— Тихо!
Вновь раздался плач, за которым последовали жалобные стоны и душераздирающие крики.
— Черт бы меня побрал! Что за дьявольщина? — Дуайн выглядел искренне удивленным.
— Кто-то плачет, — прошептала я. — Пойдемте посмотрим.
— Да вы, должно быть, совсем безголовая, — возразил Дуайн.
— Пожалуйста, Дуайн, мне так нужна ваша помощь, — взмолилась я и попыталась задобрить его поцелуем.
— Пойдемте в мою комнату, лапочка, там тепло и уютно, а я уж вас не дам в обиду. — Мне показалось, что он сейчас схватит меня и втащит внутрь.
— Нет, Дуайн! Пожалуйста!