Дом напротив озера
Шрифт:
– Я в порядке.
– Твой тильт говорит об обратном.
Я смотрю на Кэтрин, которая слегка скривила улыбочку.
– Расскажи мне о том, что произошло сегодня на озере, – говорит Эли.
Кэтрин вздыхает и опускается в адирондакское кресло, подогнув под себя ноги.
– Я все еще не уверена. Я знаю, что в это время года вода холодная, но я ничего не могу с этим поделать. Я хотела поплавать. И я знаю, что могу переплыть озеро туда и обратно, потому что делала это
– Это была судорога?
– Может быть? Все, что я знаю, это то, что я бы утонула там, если бы Кейси меня не заметила. Как та девочка, которая исчезла в озере Мори прошлым летом. Как ее звали?
– Сью Эллен, – торжественно говорит Эли. – Сью Эллен Страйкер.
– Тем летом мы с Томом снимали там дом, – говорит Кэтрин. – Все это было так ужасно. Они уже нашли ее?
Эли качает головой.
– Нет.
Я делаю глоток вина и закрываю глаза, пока оно течет по моему горлу, слушая, как Кэтрин снова говорит:
– Так ужасно.
– Купайтесь только ночью, – произносит Эли. – Это мне мама сказала.
И это то, что Эли говорил мне и Марни каждое лето, когда мы были детьми. Совет, который мы игнорировали, часами плескаясь и плавая под палящим солнцем. Только после захода солнца нас пугало озеро, его черные глубины казались еще темнее под пеленой ночи.
– А она услышала это от своей матери, – продолжает Эли. – Моя бабушка была очень суеверной женщиной. Она выросла в Восточной Европе. Верила в призраков и проклятия. Мертвые пугали ее.
Я сажусь в кресло рядом с ним, чувствуя легкое головокружение, как от вина, так и от темы разговора.
– Эли, пожалуйста. После того, что сегодня случилось с Кэтрин, я не уверена, что кто-то хочет слышать об этом прямо сейчас.
– Я не против, – говорит Кэтрин. – На самом деле мне нравится рассказывать истории о привидениях у костра. Это напоминает мне о летнем лагере. Я была девочкой из лагеря «Найтингейл».
– И мне любопытно, почему ночью плавать лучше, чем днем, – говорит Том.
Эли дергает головой в сторону озера.
– Ночью не видно своего отражения в воде. Столетия назад, до того, как люди узнали об этом, было распространено мнение, что отражающие поверхности могут заманивать в ловушку души умерших.
Я смотрю в свой бокал и вижу, что Эли ошибается. Несмотря на то, что сейчас ночь, мое отражение отчетливо видно, покачиваясь на поверхности вина. Чтобы оно исчезло, я опустошаю бокал. Наслаждение к черту.
Том не замечает меня, слишком заинтригованный тем, что только что сказал Эли.
– Я читал об этом. В викторианскую эпоху люди застилали все зеркала после того, как кто-то умирал.
– Да, – говорит Эли. – Но они беспокоились не только о зеркалах. Любая отражающая поверхность способна пленить душу.
– Как озеро? – говорит Кэтрин с улыбкой в голосе.
Эли касается кончика носа.
– Точно.
Я думаю о Лене и содрогаюсь всем телом. Внезапно забеспокоившись, я встаю, подхожу к бутылке с вином на ступеньках крыльца и наливаю себе еще стакан.
Я выпиваю его в три глотка.
– И так думали не только викторианцы и их суеверные родственники в Восточной Европе, – говорит Эли.
Я снова тянусь к бутылке. Она пуста, последние капли вина капают в мой бокал, как капли крови.
Позади меня Эли продолжает говорить.
– Племена, которые жили в этой местности задолго до прибытия европейских поселенцев…
Я беру вторую бутылку вина, все еще закупоренную, что раздражает меня почти так же сильно, как слова Эли.
– …верили, что эти пойманные в ловушку души могут настигнуть души живых…
Вместо того чтобы попросить Тома вскрыть бутылку, я беру штопор, втыкаю его в бутылку вина за пять тысяч долларов, и плевать я на это хотела.
– …и что, если бы вы увидели свое собственное отражение в этом самом озере после того, как в нем недавно кто-то умер…
Штопор выпадает из моей руки, соскальзывая между ступенями в заросли сорняков за лестницей.
– …это означало, что ты позволил овладеть собой.
Я с треском ставлю бутылку, что даже ступеньки крыльца захрустели.
– Ты заткнешься насчет озера или нет?
Я не хочу показаться такой рассерженной. На самом деле, я вообще не хочу ничего говорить. Слова просто вырываются из меня, подпитываемые огненной смесью алкоголя и беспокойства. Все вдруг разом замолчали. Все, что я слышу, это ровное потрескивание костра, и уханье совы на деревьях где-то на берегу озера.
– Прости, – мягко говорит Эли, осознавая, что все эти разговоры про озеро нетактичны по отношению ко мне. – Ты права. Эта ерунда никому не интересна.
– Нет, я не то хотела сказать. Просто…
Я замолкаю, не зная, что сказать.
До меня доходит, что я пьяна. Сильно пьяна. Меня шатает. В страхе, что я сейчас упаду, я крепко схватилась за ступеньки крыльца.
– Я не очень хорошо себя чувствую.
Сначала я думаю, что это говорю я. Непроизвольная вспышка сознания. Я не сразу осознаю, что не открываю рот, не двигаю губами, и говорю все-таки не я.
И затем слышу другие слова – «Совсем нехорошо» – и я понимаю, что они исходят не от меня, а от Кэтрин.