Дом напротив озера
Шрифт:
Кэтрин Дэниелс.
Журналы называли ее Кэти. Дизайнеры, сделавшие ее своей музой, называли ее Кэт. Она ходила по подиуму для Yves Saint Laurent, резвилась на пляже для Calvin Klein и каталась на шелковых простынях для Victoria’s Secret.
Затем она вышла замуж за Томаса Ройса, основателя и генерального директора компании, занимающейся социальными сетями, и ее модельный бизнес прекратился. Я помню, как увидела их свадебное фото в журнале People и была удивлена. Я ожидала, что Кэтрин будет выглядеть так же, как на этом рекламном щите. Олицетворенная свобода. Вместо этого, зашитая в платье Vera Wang и сжимающая руку мужа, она улыбалась так натужно, что я почти не узнала
Теперь она здесь, в моей лодке, свободно улыбается, и я испытываю странное чувство облегчения, что женщина с того рекламного щита не исчезла совсем.
– Могу я задать тебе очень личный вопрос? – спросила я.
– Ты только что спасла мне жизнь, – говорит Кэтрин. – Я была бы настоящей стервой, если бы сказала «нет» прямо сейчас, ты так не думаешь?
– Я про твою модельную карьеру.
Кэтрин останавливает меня поднятой рукой.
– Ты хочешь знать, почему она закончилась.
– Вроде того, – отвечаю я, виновато пожимая плечами. Мне неловко быть банальной. Я могла бы задать ей тысячу других вопросов, но вместо этого спросила о том, о чем ее, вероятно, спрашивают все.
– Короче говоря, причина в том, что заниматься этим не так приятно, как кажется. Постоянно нужно сидеть на диете, что для меня пытка. Представь, в течение года нельзя съесть ни кусочка хлеба.
– Честно говоря, мне сложно представить, – сказала я.
– Одного этого было достаточно, чтобы уйти, – сказала Кэтрин. – Иногда я просто говорю это людям. Я смотрю им в глаза и говорю: «Я ушла, потому что хотела есть пиццу». Но, честно говоря, хуже всего было то, что все внимание было сосредоточено на моей внешности. Все это безостановочное прихорашивание и объективация. Никого не волновало, что я говорю. Или думаю. Или чувствую. Я устала от этого очень быстро. Не пойми меня неправильно, деньги мне платили хорошие. Вау, все безумно здорово. И одежда была восхитительная. Такая красивая. Произведения искусства, честное слово. Но это было неправильно. Люди страдают в мире. Дети голодают. Женщины становятся жертвами. А я там я шла по подиуму в платьях, которые стоят больше, чем годовой доход большинства семей. Это было омерзительно.
– Очень похоже на театральную жизнь.
Я делаю паузу.
– Или на шоу-пони.
Кэтрин смеется и фыркает, и я тут же понимаю, что она мне действительно нравится. Мы во многом одинаковы. Нас обеих не устраивают условия нашей жизни, до смешного привилегированные. Но этого достаточно, чтобы понять абсурдность. Мы же стремимся к тому, чтобы нас считали чем-то большим, чем то, с чем люди ассоциируют нас.
– В любом случае, я не люблю вдаваться в подробности, – говорит она. – Я могу рассказать об этом только тем, кто спасет меня от утопления.
– Что ж, мне бы хотелось услышать подробности.
Кэтрин смотрит в сторону, на другой берег озера, где возвышается ее дом над водной гладью.
– Том хотел, чтобы я оставила все это.
Хмурое выражение лица на мгновение отражается в ее глазах. Краткое, как тень облака на воде. Я ожидаю, что она расскажет еще что-нибудь о своем муже и о том, почему он выдвинул такое требование. Вместо этого Кэтрин начинает кашлять.
Сильно.
Гораздо сильнее, чем раньше.
Этот кашель глубокий, тяжелый, достаточно громкий, чтобы эхом отдаваться в лесной чаще. Одеяло падает, и Кэтрин обнимает себя, пока не останавливает приступ кашля. Она выглядит испуганной. Снова хмурая тень скользит по ее лицу, и на секунду кажется, что она понятия не имеет, что только что произошло. Но тень быстро исчезает, и она ободряюще улыбается.
– Прости, некрасиво получилось, – сказала она.
– Ты в порядке?
– Думаю, да, – руки Кэтрин дрожат, когда она натягивает одеяло на свои покрытые мурашками плечи. – Но, наверное, пора домой.
– Конечно, – говорю я. – Ты, должно быть, замерзла.
– Я, конечно.
Теперь, когда адреналин от моих предыдущих героических поступков иссяк, меня охватывает жестокий холод. Мое тело дрожит, когда я поднимаю якорь со дна озера. Вся веревка – все пятьдесят футов – мокрая от натяжения под водой. К тому времени, когда я заканчиваю поднимать якорь, мои руки так устают, что мне требуется несколько рывков, чтобы запустить мотор.
Я начинаю направлять лодку к дому Кэтрин. Ее дом – аномалия на озере, поскольку он единственный, построенный после семидесятых годов. То, что раньше было там, было вполне приемлемым бунгало тридцатых годов, окруженным высокими соснами.
Двадцать лет назад бунгало снесли. Как и сосны.
Теперь на их месте угловатое чудовище, выступающее из земли, как кусок скалы. Сторона, обращенная к озеру, почти полностью покрыта стеклом, от широкого, беспорядочного первого этажа до кончика остроконечной крыши. Днем это впечатляет, хотя и немного пошло. Словно витрина магазина, где ничего не выставлено.
Но ночью, когда все комнаты освещены, он приобретает вид кукольного домика. Каждая комната видна. Блестящая кухня. Блестящая столовая. Широкая гостиная, тянущаяся вдоль каменного патио позади дома, ведущего к берегу озера.
Я была внутри только один раз, когда нас с Леном пригласили на ужин прежние владельцы. Было странно сидеть за всем этим стеклом. Как будто в реалити-шоу.
Не то, чтобы вокруг было много людей, которые могли бы нас видеть. Озеро Грин маленькое по сравнению с другими озерами. Миля в длину и всего четверть мили в ширину, оно одиноко расположено в густом лесу в восточном Вермонте. Оно образовалось в конце ледникового периода, когда ледник, прокладывая себе путь по земле, решил оставить свой кусок. Этот лед растаял, прорыв в земле желоб, в который со временем стекла его вода. Трудно назвать его озером, скорее лужа. Очень большая и очень глубокая, и очень красивая на вид, но все же лужа.
Преимущество в том, что озеро окружила частная территория домов вокруг. Посторонние не имеют к нему доступа, к воде возможен выход только от немногочисленных жилых участков вокруг. На берегу озера стоят всего пять домов с принадлежащими им земельными участками. Более здесь нет места для строительства еще одного дома. Северный конец озера окружен заповедным лесом. Южный конец представляет собой крутой скалистый обрыв. Посередине дома, два с одной стороны, три с другой.
Вот дом, где живет Кэтрин. Ее дом стоит высокий и внушительный между двумя более старыми, более скромными постройками. Слева, примерно в сотне ярдов от берега, находится дом Фитцджеральдов. Он служит в банковской сфере. Она увлекается антиквариатом. Они прибывают в свой очаровательный коттедж в выходные, посвященные Дню памяти, и уезжают в День труда, оставляя место пустым до конца года.
Справа от дома Ройсов находится ветхая обитель Эли Уильямса, писателя, который был популярен в восьмидесятых и не так популярен сейчас. Его дом напоминает швейцарское шале – три этажа грубо отесанного дерева с крохотными балкончиками на верхних этажах и красными ставнями на окнах. Как и моя семья, Эли и его жена проводили лето на озере Грин. Когда она умерла, Эли продал их дом в Нью-Джерси и переехал сюда на постоянное место жительства. Как единственный постоянный житель озера, он теперь присматривает за другими домами, когда все остальные в отъезде.