Дом одинокого молодого человека: Французские писатели о молодежи
Шрифт:
В первую голову займусь Франсуазой, женой владельца гаражей, сестрой очкастой блондинки. На вид ей лет двадцать пять. Заявила, что «абажает» «Винтерхауз». Находит, что особняк на берегу моря — это шикарно и романтично. Странная у нее привычка: склонит голову в одну сторону, возьмет и отбросит волосы назад, а затем быстрым движением, обнажающим зернистую белизну шеи и ключицы, качнет головой в другую сторону. Она из тех женщин, которые делают вид, будто они красавицы. Обычно они высокие, независимо от цвета волос. Я заметил, что, как правило, носы у них большие или кривые, а ведь чаще всего именно нос портит наружность. За эту непоправимую неполноценность они
Когда же, наконец, эти женщины открывают рот, тут-то все безнадежно и портится. Они говорят и говорят, пытаясь с помощью слов удержать нас, не дать нам удостовериться, до какой степени безобразен их нос. С языка — у них слетает несусветная чушь. И они понимают это, извиняются (еще один поток слов!), признаются, что не слишком образованны, и это признание в их понимании — но не в моем — должно свидетельствовать об их уме.
А пока вы следите, как открывается и закрывается у них рот, пока прислушиваетесь к их голосу, они не сидят сложа руки. У всех них большие руки, и они умеют ими пользоваться. Подают, например, последнюю порцию виски — за окном уже окончательно и бесповоротно воцарилась ночь; стоит же забрезжить рассвету, вы на скорую руку обуваетесь и сматываетесь.
Если женщины, прикидывающиеся красавицами, частенько повторяют, что не любят утро, повинна в этом не часть суток, но одиночество, если же женщина признается вам, что любит ночь, вглядитесь в нее повнимательнее. Вы, без сомнения, поймете, в чем тут дело.
Видно по всему, Франсуаза презирает своего благоверного, до него у нее были более интересные мужчины, но те, как я уже дал понять, испарились на рассвете, убежав в первое попавшееся кафе, чтобы пропустить стаканчик вина и поболтать с гарсоном. А Мишель Грасс остался. Очнувшись от сна, Франсуаза не поверила своим глазам. Почему этот остался?
Может, умер?
Она потрясла его за плечо. Как все дураки, Мишель должен спать сном праведника. Она перепугалась. Может, даже позвонила пожарникам? Через несколько дней я это наверняка узнаю, ведь супруги редко отказывают себе в удовольствии поведать окружающим о невероятных или причудливых стечениях обстоятельств, которые предшествовали их встрече или последовали за ней и решили их судьбу.
Но уже сейчас я могу утверждать, что если Франсуаза презирает Мишеля, то именно потому, что он остался да еще женился на ней. Ведь она, ко всему прочему, принадлежит к породе людей, которым кажется, будто они любят лишь тех, кто не проявляет к ним интереса, пренебрегает ими или грубо с ними обращается. Она из тех женщин, что путают милую обаятельность со слабостью, а доброту с глупостью, которые не любят слабость, поскольку сами слабы, и не любят глупость, поскольку сами глупы.
Люди вообще не любят то, чем являются, и я не думаю, что они не правы.
Мать Франсуазы и блондинки в очках — Дениза Телье — миловидная пятидесятилетняя вдовушка с ямочками и в очках с оправой «фантазия». В начале жизненного пути она, должно быть, была брюнеткой, но потом поменяла масть — сначала чтобы больше нравиться (предположение!), затем, чтобы скрыть первые седины (еще одно предположение). Голос ее полон смеха, доводящего до отчаяния смеха маленькой девочки, которую дергают за косички и которой в сотый раз с начала учебного года рассказывают о крольчихе, заблудившейся по дороге к своей норе.
Рассказ Денизы Телье о парфюмерной лавке, хозяйкой которой она является в Вильмонбле, последовал сразу же за рассказом Мишеля Грасса о его гаражах. Все они сидели в гостиной. Я подал кальвадос — так у меня заведено — перед тем, как показать постояльцам спальни. Эта скромная церемония обладает свойством располагать ко мне мои будущие жертвы.
В гостиной по причине закрытых ставней царил полумрак. Я пролил немного вина на платье Франсуазы, чтобы посмотреть, что будет. Затем постарался зардеться, как принято, извинился и увел ее в помещение на первом этаже, приспособленное под туалетную комнату. Там я объяснил ей, что, против обыкновения, из голубого крана течет горячая вода, а из красного — холодная. Франсуаза кивала головой, но я чувствовал: она меня не слушает. Она смотрела на мои руки. Я сказал ей, что она красивая. Она смущенно улыбнулась. Все подобные ей женщины смущенно улыбаются, когда им говорят подобные вещи. Как улыбаешься, получив «А» за сочинение, списанное у соседа или с учебника, спрятанного на коленях. Знаешь, что не заслужил хорошую отметку, и все же получаешь удовольствие.
Я оставил Франсуазу один на один с перепутанными кранами и вернулся в гостиную. Я уже приступил к исполнению своего плана.
Последнего из пройдох зовут Паскаль Март. Рост — чуть больше метра шестидесяти. Судя по всему, помолвлен с блондинкой в очках, что целовала Венеру в морду. Смеясь, начинает сутулиться и теребить волосы. У него короткие острые зубки, как у щенка, и светлые глаза. Бегло говорит по-французски. Потягивая кальвадос, отставил мизинец, а затем поспешил заверить, что вино изумительное. Светский тип.
В этот момент в гостиную вошла Франсуаза. Я отметил про себя, что она причесалась и нарумянилась. Не ускользнуло это и от Мишеля. В глазах его мелькнул вопрос. Я сказал бы даже, целый вопросительный знак: бедняга не слишком хорошо воспитан.
Усаживаясь, Франсуаза одарила меня улыбкой, она вся светилась, вела себя непринужденно. Хозяин гаража покраснел, да еще как. В это самое время Паскаль своим голоском-колокольчиком спросил меня, люблю ли я шампанское. Я не сразу сообразил, к чему его дурацкий вопрос, затем подумал, что этим людям воистину не повезло со мной. Я считаю, что у шампанского препротивный вкус, но независимо от моего отношения у меня от него головные боли. Так я и сказал.
— Это потому, что вы никогда не пробовали шампанское марки «Март», — сказал Паскаль Март.
Тут до меня дошло. Задетый, я отвечал, что знаю сухое и полусухое шампанское, а вот шампанское «Март» мне незнакомо.
Блондинка в очках почему-то рассмеялась. Венера привстала, уставилась на нее своим влажным взглядом, а затем вновь погрузилась в сонное состояние. Я подумал о том удовольствии, которое мог бы получить в этот летний послеполуденный час в обществе одной лишь Венеры в полутьме гостиной, и с этой минуты у меня испортилось настроение.
Ерзая в кресле, Паскаль Март разъяснял мне, что он сын виноделов. Чтобы спокойно дослушать его рассказ, я и себе налил кальвадоса.
Чем дальше, тем хуже. Настроение мое резко портилось: я вспомнил, что через три дня клубный турнир по теннису, а за неделю до любого спортивного состязания рекомендуется воздерживаться от спиртного. Я, по крайней мере, стараюсь так делать с тех пор, как участвую в соревнованиях, и поныне, следуя этому правилу, всегда выходил победителем, сначала в младшей возрастной группе, затем в подростковой и, наконец, в юниорской.