Дом под снегом (сборник)

Машкова Диана

Алиса слушала, как он все менее внятно бормочет нескончаемый поток фраз. Ей стало жалко его. Она всегда знала, что он безумно много работает, но чтобы министерство стало единственным миром, в котором он мог существовать, — это слишком. Между тем похоже было на то, что все остальные грани бытия истерлись и осталась одна-единственная тяжелая и нервная масса — государственная служба.

Как же Алисе хотелось вытащить его из этого болота, выдернуть из-под тяжести навалившихся проблем! Она уже и думать забыла о своих незначительных обидах и переживаниях. Главное состояло в том, чтобы заставить его отвлечься от этого бремени, дать его мыслям и телу передышку.

Алиса приблизила свои губы к его губам и нежным, как легкое

дуновение ветра, поцелуем прекратила бессмысленный, несвязный поток слов. Она стала безобидной змеей, согретой солнцем лианой, которая, лаская, увивалась вокруг его тела, едва прикасаясь, и окутывала своим теплом. Евгений стоял, прикрыв веки, и не двигался. На мгновение Алисе показалось, что он ничего не чувствует. Она подняла на него глаза и по тому, как подрагивали его черные ресницы, поняла, что он рядом, что его тело принимает и впитывает ее прикосновения. Так они стояли долго: она — отдавая всю свою нежность и ласку, он — с молчаливой благодарностью ее принимая. Потом Евгений чуть присел, чтобы крепко обхватить Алису за талию, поднял ее и унес в спальню.

Он медленно и осторожно раздевал ее, осыпая короткими и горячими поцелуями. Алиса изгибалась в его руках. Прикосновения становились все требовательнее. Брюки были отброшены на пол вслед за пиджаком. Евгений лег на спину и посадил Алису на себя. Она двигалась неторопливо, словно убаюкивая и усыпляя. Сначала он лежал без движения, а потом начал помогать ей размеренными толчками. Они стали двигаться быстрее, и Евгений, не в силах дольше сдерживаться, перевернул Алису на спину и завершил начатое каскадом мощных и увесистых толчков.

Они лежали, слившись в долгом поцелуе.

— Тебе было хорошо? — Евгений заговорил первым.

— Да.

— Я счастлив. — Он перевернулся на спину и притянул Алису к себе на грудь.

Она лежала неподвижно и не знала, нужно ли что-то сказать в ответ. Евгений постепенно снова становился не только и не столько ее возлюбленным, сколько малопонятным, недосягаемым человеком.

— Почему ты молчишь?

— Я не знаю, о чем говорить. — Она действительно не знала. Можно было, если хватит смелости, разбирать их собственные отношения или, того хуже, перемалывать кости сотрудникам министерства. Но кроме этого в голову Алисе ничего не шло. Волной накатило раздражение.

— Да мало ли. Тебе же наверняка что-то в жизни интересно.

— Ну что нам, Юнга в постели обсуждать? — Алиса ответила неожиданно резко.

— А кто это? — Евгений не обратил внимания на ее тон, но взглянул на девушку с искренним любопытством.

— Ох ты, боже мой, — Алиса удивилась и, сама не зная почему, разозлилась одновременно. — Вам что, философию в МГИМО не читали?

— Читали, — Евгений пожал плечами. — Но это все так давно было.

Он лежал расслабленный, растянувшись во весь рост. Алиса не стала продолжать. Бесполезно. Она просто физически ощутила, как он опустошен и спокоен, — ему ни до чего не было сейчас дела. Ни до работы, ни до нее, ни до их бессмысленной болтовни. Он смог-таки выбросить все из головы и просто отдыхал, пользуясь моментом.

— Можно, я пойду в душ? — Алиса выскользнула из его объятий.

— Иди, конечно, — кивнул он головой и, перевернувшись на бок, прикрыл глаза.

Она залезла в душевую кабинку, открыла кран и направила себе в лицо чересчур жесткие ледяные потоки воды.

Сегодня Евгений никуда не торопился. Он долго возился в ванной комнате после Алисы, потом еще дольше одевался.

— Знаешь, ты иди, — лениво сказал он. — А я тут немного приведу все в порядок и тоже пойду.

Он стоял на пороге, нежно улыбаясь. А Алиса удивлялась, как это он мог снизойти до каких-то там уборок.

— Может, мне все-таки чем-нибудь помочь? — неуверенно спросила она.

— Да нет, я сам, — отмахнулся Евгений. — И выходить все-таки лучше по одному. Кстати, по законам конспирации не стоит встречаться больше трех раз в одном и том же месте.

Евгений крепко прижал Алису к себе, поцеловал в губы, демонстративно застонал от удовольствия и с довольно деланым сожалением подтолкнул ее к двери.

— Ну, иди же, иди. Увидимся завтра.

Завтра они не увиделись. Алиса не выходила из своего кабинета, чтобы случайно себя не выдать. Евгений не звонил. Она металась от стола к окну, пытаясь отвлечься от мыслей о нем. Она ненавидела то себя, то его. Он казался ей то полным недоумком, невеждой, который бог знает каким образом поднялся на такие вершины в жизни, то государственным гением, который до мелочей знает свое дело и потому столько лет держится на плаву. Она то восхищалась и гордилась им, то стыдилась его. В ее голове проносились тучи сконструированных из деталей образов, вереницы выдуманных событий. Она по винтикам разбирала их встречи, силясь понять, где она допустила ошибку, что сделала не так. Ни с кем не смела она обсуждать то, что было. Никому не могла рассказать то, о чем размышляла. Все ее мысли были обращены только к ней самой. Они разъедали ее, мучили, разрушали. Только перед собой была она в ответе за содеянное.

Постепенно, медленно жизнь стала возвращаться на круги своя. Алиса старательно отвлекалась от копания в себе, выдумывая кучу неотложных дел и вопросов. Иногда эти самые дела возникали сами по себе и избавляли ее от ненужной головной боли. Она по-прежнему прислушивалась, сидя за рабочим столом, к тому, что происходит в коридоре, но научилась заставлять себя закрывать дверь и не хвататься каждый раз за пытавшееся выпрыгнуть вон сердце, когда ей слышался голос Евгения.

Вечерами она не позволяла себе оставаться дома одной — покупала билеты то в театр, то в кино или просто бродила по огромным книжным магазинам, старательно прочесывая ряды бесконечных полок. Одна неделя сменяла другую. Лето обернулось осенью, которая старательно раскрасила московские улицы в оранжево-желто-коричневые цвета. Солнце светило днем по-прежнему ярко, но к вечеру торопливо падало за горизонт, словно смертельно устав и стремясь поскорее уснуть. И тогда спускалась непроглядная тьма. Только желтые пятна света, которые бросали фонари на асфальт центральных улиц, не давали городу уснуть.

Евгений не звонил. Не искал с Алисой встреч. Не хватал ее во внезапные тиски, когда пути их вдруг пересекались в укромных уголках министерства, — только подчеркнуто вежливо здоровался. И все. Казалось, он с новой силой принялся за работу и не намерен больше терять ни минуты — в конторе только и говорили о его совершенно неуемной энергии. Новые идеи, новые люди, новые успехи — все это окружило его, захватило, унесло.

Для Алисы все осталось таким же, как было прежде. Только чувство стыда и ощущение собственной никчемности мешали жить. Она вернулась в пучину обыденных дел и утонула в черной меланхолии. Позволила мелким заботам утащить ее в водоворот бессмысленного быта. Единственным напоминанием о том, что она не сошла на какое-то время с ума, выдумав эту никому не нужную историю, были подготовленные ею письма, справки и статьи для СМИ, которые возвращались к ней с его подписью без единого исправления или помарки.

Работа

— Я люблю Бердслея.

— Обри Бердслей? Черт возьми, замечательный выбор. Но вам не кажется, что он излишне сексуален?

Юля уже немного освоилась в обществе этого невысокого усатого толстячка и начала забывать о своих первоначальных страхах. Во всяком случае, она пришла на первое в жизни собеседование с потенциальным работодателем. И кто его знает, какие вопросы принято задавать кандидатам на должность «эксперта по искусству». Она решила не обращать внимания на откровенные выпады Виктора Васильевича и отвечать как положено, по возможности в том же духе.