Дом, пропахший валерьянкой
Шрифт:
– Вы правы, прямой линии нет, – сообразил я соврать ему. – Но десятая вода на киселе, вы же понимаете – тетушки дядюшки, троюродные, четвероюродные и прочие – это да, это вполне возможно. Имеется цепочка определенная, если разобраться. Надо будет как-нибудь заняться, проследить все звенья или правильней сказать – веточки генеалогического деревца.
– Ах вот как? Я так и знал… Вы, любезный, простите, что давеча был с вами некорректен. Но я так уважаю господина Иванова – пародиста нашего Александра, что готов вам, милостивый государь, посодействовать.
– Вот, собственно, и все. Таковский анекдотец со мной приключился. Так что я нынче туточки на жаловании.
– Ну, ты слышал, Звягинцев, каков мой приятель шут и плут? А? – заливаясь смехом воскликнул князь и вдруг задумался на секунду. – А, кстати о прорехах… Ты, вот что, Звягинцев… Не одолжишь ли ты, брат, нам презренного металла некоторое количество? А то Иванов еще жалования не получил, а что у нас с ним было – так вот оно, на столе, почти пустое.
– Металла? Какого такого презре… Ах, да, конечно, понял. Нет, я знаете ли… Не захватил я лишнего сегодня, – испугался Михаил Петрович, зная ненадежный нрав князя.
– А жаль, могли бы еще одну бутылочку упоительного – того… Да и ты садись, брат, присоединяйся, что ли, хоть так посидишь. Али тебе того – в ложу пора? А, понятно-с, уговаривать не станем, – слегка сбавив тон сказал князь, сменив громогласье тихим насмешливым и чуть ехидным тоном, ибо за спиной Мишеля вдруг увидел появившуюся белокурую барышню. – Ну, уж в антракте тогда… Заходи, брат Звягинцев, поговорим о том, о сем. Авенантная какая, ей Ленину, – совсем уж тихо шепнул он Иванову, чтобы барышня не услышала.
– Решительно авенантная, – подтвердил тоже шепотом Иванов и потянулся к стакану.
– Какие вы бессовестные, право, – пылая негодованием прошептала Тася. – Это я-то должна вас искать и, представьте, где я вас нахожу – у входа в буфет, вдобавок почти что в компании каких-то подозрительных личностей. Взялись сопровождать барышню, а ведете себя весьма странно.
– Так ведь это все папенька… – попытался возразить Мишель, но увидев гнев на лице Таси, не смел продолжить. К счастью, войдя в ложу, уже не было времени на объяснения. Грянула увертюра.
Глава VIII
Был вечер, но в это время года в Петербурге окна почти не хмурились даже ночью. Софи появилась в прихожей и решительно растолкала Фрола, спящего на своем сундуке садче дитя невинного. Было слышно, как Аксинья на кухне домывала посуду, засучив рукава и напевая песню Пахмутовой.
– Фу, накурил тут опять, сколько раз говорила, ходи на улицу или дыми хотя бы в форточку на кухне. Что ни говори, все втупе. Не слишком ли рано спать завалился? – сказала с некоторым раздражением в голосе Софи проснувшемуся и опешившему от неожиданного пробуждения Фролу. – Закладывай Москвича, поедем скоро, отвезешь меня на Невский.
– Это мы щас, это мы мигом… Я вот только… А дымно – так это не я с папиросами-то, вот те звезда, Софья Александровна, это все гости ваши тут надымивши-насоривши, – начал было оправдываться Фрол, но Софья Александровна уже нашла другую причину придраться к слуге.
– Ты что ж это, дубина этакая, в костюме новом спать завалился? Для этого ль я тебе его справила? Манжеты вон на два вершка, новые, а уже грязью покрылись. Весь перемятый. Что ж это, Надежда Пречистая, творится-то? Барышнику сто целковых почитай отдала, чтоб прислуга моя парадной выглядела. Нет, честное слово мое, отправлю тебя обратно в деревню в наш колхоз к батюшке с матушкой, будешь там за сохой ходить босиком по земле в старой посконной рубахе, да вспоминать каким дураком был.
– Не гневайтесь, Софья Александровна. Я ж спервоначалу и хотел было платье поменять. Думаете охота мне в ентом ходить да потеть, тем более почивать? Да вот задремал до бессознательности, вестимо, от гостей ваших уставши, – ответил Фрол, особо не испугавшись, ибо знал нрав хозяйки – таких угроз он слышал от Софьи Александровны по дюжине за неделю.
– От гостей моих… Нечего Лазаря-то со мной петь. Наедков да напитков набрался, что от них остались, вот и отключился.
– Это вы напрасно, Софья Александровна, не обижайте. Мне ведь нынче еда не идет на ум.
– Ну уж впрямь не идет тебе на ум… На тебя и не похоже. Не влюбился ли чаем?
– Вот, то-то и оно, матушка, влюбимши мы. Именно. Послал бы ее, любовь эту, ко всем нелегким, да вот никак не выходит пока, лежит на сердце и огнем горит. Нейдет зараза прочь, хоть чем ее.
– Ах вот оно что… Ну, и кто она, счастливая избранница?
– Ой, не спрашивайте, Софья Александровна. Так уж угораздило нашего брата, что не знаем как выпутаться. Страх как полюбил.
– Да рассказывай, дурень ты этакий, будешь тут за моей спиной тайные любовные интриги разводить. Ну, признавайся, кто ж такая?
– Институтка одна, Варей зовут. Дочь она столоначальника горуправы.
– Ого, эк ты, батюшка, замахнулся! Ну, слава Ильичу, что хоть не из семьи какого-нибудь там тайного партийного советника политбюро. Но тебе и эта многовато будет. Нашел бы швею какую-нибудь или прачку.
– А то.
– Как же ты с ней в таком мятом костюме собираешься встречаться?
– Да Аксинья погладит, ей это раз плюнуть.
– Ну вот. У тебя почитай две жены уже, одна любит, другая гладит.
– Это точно, кажись вроде как две и получается.
– Где же ты ее нашел барышню-красавицу свою и чем привлек? Смотри мне, гарем только не заведи.
– Гарем? Не-е-е, девка она здоровая. А нашел то где? Да смотрю идет – барышня как барышня, ну в кринолинке, в мантильке. Шляпка на ней. А тут ветер подул – она и улетела.
– Барышня, что ли, улетела?
– Да не барышня, шляпка. Я за ней, она от меня.
– Барышня, что ли?
– Не, это я за шляпкой побежавши был, ну и столкнулся со своей Варей, сбил ее, уронил как бы.
– Так что она, шляпка-то, обратно прилетела, как бумеранг, выходит?