Дом Ротшильдов. Пророки денег. 1798–1848
Шрифт:
Влияние Ротшильдов распространялось и на членов королевской семьи. Натан первым завязал отношения с британским королевским домом благодаря тому, что его отец выкупил огромные долги, сделанные принцем-регентом Джорджем (позже король Георг IV) и его братьями. Эти слабые вначале связи укрепились благодаря заботливому покровительству Леопольду Саксен-Кобургскому, который женился на Шарлотте, дочери Георга IV, а позже стал королем Бельгии Леопольдом I. И его племянник Альберт, ставший консортом королевы Виктории, не брезговал обращаться к Ротшильдам за финансовой поддержкой. В свою очередь, старший сын Виктории и Альберта поддерживал дружеские отношения со многими членами семьи и до и после того, как он сменил на престоле свою мать и стал королем Эдуардом VII. Список викторианских политиков, которые были дружны с Ротшильдами, можно продолжать и продолжать: в 1840-е – 1850-е гг., когда Лайонел задумал попасть в палату общин, его поддержали не только виги (например, лорд Джон Рассел) и сторонники Пиля (Гладстон), но и сторонники политики протекционизма – тори Дизраэли и лорда Джорджа Бентинка.
Французские Ротшильды также играли непосредственную роль в политике. В начале 1820-х гг. они дружили с графом де Вилл ел ем, в 1830-е гг. быстро переметнулись на сторону Луи-Филиппа. Им удалось пережить революцию 1848 г., поддерживая лидеров республиканцев. Они изящно подрывали авторитет Наполеона III, чей авантюризм в международных делах им не нравился. Кроме того, у них имелся надежный друг в Третьей республике в лице Леона Сэя, который четырежды становился министром финансов Франции. В Германии и Австрии в 1818–1848 гг. особую важность приобрела дружба Соломона и Меттерниха, хотя уникальными их отношения назвать сложно. Среди «друзей» семьи эпохи Реставрации можно упомянуть графа Аппоньи, австрийского посла в Париже, а также членов семьи Эстерхази; в Пруссии – канцлера князя Гарденберга, Вильгельма фон Гумбольдта, просветителя, реформатора и дипломата, и Кристиана Ротера, финансиста, который впоследствии стал президентом Прусского королевского банка. Наладить связи с Бисмарком оказалось труднее, хотя к 1870-м гг. Майер Карл сумел стать посредником в дипломатическом общении между «старым Б.» и правительствами в Лондоне и Париже. Император Вильгельм II наградил Альфреда де Ротшильда медалью за дипломатические заслуги, а его брата Натти называл «старым и весьма почтенным знакомым».
Главная задача данной книги заключается в том, чтобы пролить свет на эти отношения. Как отметил Фриц Штерн в своем пионерском труде об отношениях Бисмарка с Герсоном Бляйхрёдером, раньше историки, как правило, стеснялись признавать роль финансовых факторов в политике великих государственных деятелей XIX в. Как ни странно, многие историки марксистского толка, которые когда-то были так влиятельны, почти никак не исправили положение, предпочитая утверждать, а не доказывать, что интересы правящего класса по сути оставались тождественными интересам «финансового капитала» или подчинялись им. В последние годы историки, которые специализируются на эпохе британского империализма, постарались обогатить понимание отношений между Сити и Британской империей. Но модель «джентльменского капитализма», отстаиваемая Кейном и Хопкинсом, не совсем применима к Ротшильдам; а учитывая сам масштаб роли Ротшильдов в финансах XIX в., можно назвать их исключением, которое, наверное, лишь подтверждает правило. Ротшильды после второго поколения, возможно, и вели себя как джентльмены, когда они находились в Вест-Энде или в своих загородных имениях. Но в «конторе» они оставались беспримесными капиталистами, применявшими правила и принципы, зародившиеся на франкфуртской Юденгассе.
Вышеизложенное является наброском к тому, что можно назвать реальной историей Ротшильдов, подробно изложенной в этой книге. История увлекательна и сама по себе. И все же она становится вдвойне увлекательной, если сопоставить ее с необычайной мифологией, окружавшей семью с тех самых пор, как современники впервые начали называть Ротшильдов «исключительными».
Самые ранние мифы о Ротшильдах – насколько позволяют судить сохранившиеся опубликованные записи – появляются примерно в 1813 г., через год после смерти основателя фирмы. Однако, несмотря на хвалебное название и общий тон, мемуары С. Дж. Коэна «Образцовая жизнь бессмертного банкира Майера Амшеля Ротшильда» нельзя считать авторизованной биографией. Тем не менее она задала тон для того, что можно в широком смысле назвать сочувственным (пусть и неофициальным) разъяснением финансового успеха Ротшильдов, по сути изображающим его как миракль о вознагражденной добродетели. Коэн заявляет: Майер Амшель был не только набожным и заботливым, но его жизнь «несомненно доказала, что еврей, как еврей, может быть религиозным и в то же время превосходным человеком и добропорядочным гражданином». Подобно авторам многих более поздних хвалебных трудов, Коэн почти ничего не пишет о предпринимательской деятельности Майера Амшеля. Правда, он намекает, что его успех банкира был знаком божественного одобрения.
Лет тринадцать спустя было опубликовано более точное, но сравнительно более морализаторское толкование. «Общая немецкая энциклопедия для образованных классов», изданная в Лейпциге Ф. А. Брокгаузом, служит типичным примером справочника эпохи Бидермейера. Энциклопедия пользовалась популярностью – тираж составил около 80 тысяч экземпляров; но, хотя по форме она напоминала французские энциклопедии, которые ассоциировались с дореволюционным просвещением, ее содержание контролировалось консервативными властями. Более того, автором статьи «Ротшильд», впервые появившейся в издании 1827 г., был Фридрих фон Генц, секретарь Меттерниха. Положительный настрой статьи отражал растущее влияние Ротшильдов как на государственные финансы Австрии, так и на личные дела Генца. Статью в энциклопедии Ротшильды не просто одобрили, но и оплатили: перед публикацией Генц прочел ее вслух Леопольду фон Вертхаймштайну, одному из старших клерков Венского дома, а через десять дней получил «реальную награду» от самого Соломона фон Ротшильда.
Хотя в статье на четыре колонки Генц почти ничего не писал о жизни Ротшильдов во франкфуртском гетто – более того, Генц вообще ничего не писал об их вере, – он намекал на то, что они лишь недавно стали «величайшей из всех коммерческих компаний». Своим успехом, по его мнению, они были обязаны «усердию и набожности» Майера Амшеля… а также его «познаниям и испытанной честности». Пятеро сыновей Майера Амшеля восхвалялись за «разумную необходимость требований… щепетильность, с какой они исполняют свои обязанности… простоту и ясность их планов, и сообразительность, с какой они подходят ко всем действиям». Помимо их деловых качеств, Генц выделял «личную высоконравственность каждого из пяти братьев», называя ее «решающим фактором успеха их начинаний»: «Нетрудно создать партию для себя, когда человек настолько силен, чтобы привлечь многих к своей выгоде. Но для того, чтобы… сочетать поддержку всех сторон и… заслужить оценку великих и малых, требуется обладать не просто материальными средствами, но также и духовными качествами, которые не всегда идут рука об руку с богатством и властью. Делать добрые дела повсеместно, никогда не отказывать в помощи нуждающимся, всегда охотно исполнять просьбы любого, кто просит о помощи, безотносительно к его классу, и оказывать самые важные услуги самым милосердным образом – благодаря таким средствам каждая из пяти ветвей семьи достигла истинной популярности, и не по расчету, а из естественной филантропии и доброты».
Конечно, в подобных высказываниях прослеживаются некие общие черты: в таких лестных выражениях писались панегирики богатым покровителям начиная с античных времен. Частным образом Генц высказывался более двусмысленно. Его первое замечание о Ротшильдах (в ответ на предложение, сделанное в 1818 г. его другом Адамом Мюллером, написать «заказной» очерк) было решительно двусмысленным. Да, соглашался Генц, Ротшильды представляют собой «яркий вид с собственными характерными чертами»; точнее, они – «обычные невежественные евреи, которые демонстрируют свое мастерство вполне естественным образом [то есть инстинктивно], понятия не имея о более возвышенных отношениях между вещами». С другой стороны, они также «одарены поразительным инстинктом, который всегда побуждает их выбирать то, что нужно, а из двух нужных вариантов наилучший». Их громадное богатство «стало всецело результатом их инстинкта, который публика склонна называть удачей». В части своих «Биографических заметок о Доме Ротшильдов», которые были опубликованы лишь после его смерти, Генц подробнее распространяется по этому последнему пункту – об отношениях между способностями («добродетелью») и обстоятельствами («удачей») в макиавеллиевском ключе: «Одну истину, хотя она и не вполне нова, как правило, трактуют неправильно. Слово «удача» применительно к истории знаменитых личностей или выдающихся семей лишается всякого смысла, если мы отваживаемся всецело отделить его в каждом случае от личных или выдающихся факторов. В жизни бывают такие обстоятельства и события, когда везение или невезение, удача или неудача могут сыграть определяющую, хотя и не исключительную, роль в судьбе человека. Однако продолжительный успех или постоянные неудачи… всегда можно приписать личной добродетели или личным недостаткам тех, кто благословен или проклят первым или вторым. Тем не менее для того, чтобы даже самые выдающиеся личные качества принесли плоды, иногда требуются исключительные обстоятельства и потрясающие мир события. Именно так учредили свои троны основатели династий, и именно так возвеличился Дом Ротшильдов».
Читатели «Энциклопедии» Брокгауза были избавлены от таких во многом избитых философских размышлений. Вместо этого – в виде сноски, вставленной редактором Генца, – их снабдили специфическим и до тех пор не оглашавшимся эпизодом, призванным проиллюстрировать отношения между добродетелью и удачей, на которые намекал Генц: «Когда покойный курфюрст Гессенский вынужден был в 1806 г. бежать при приближении французов, его большое личное состояние едва не стало добычей Наполеона. Р. спас значительную его часть благодаря своим отваге и уму, хотя не без риска для себя, и добросовестно заботился об этом состоянии».
В издании 1836 г. историю дополнили подробностями. Выяснилось, что курфюрст «поручил Ротшильду возврат своих личных владений, стоимость которых приближалась ко многим миллионам гульденов. И только пожертвовав всем своим имуществом и пойдя на значительный личный риск, Ротшильд спас порученную ему собственность. Узнав, что все имущество Ротшильдов было конфисковано французами, ссыльный курфюрст решил, что и его имущество также утрачено. Более того, он даже не считал нужным осведомиться о его судьбе».
Однако курфюрст недооценивал добродетельного Майера Амшеля: «Когда положение вновь успокоилось, Ротшильд немедленно возобновил дела со спасенным имуществом… В 1813 г., когда курфюрст вернулся в свои владения, Дом Ротшильдов не только немедленно предложил вернуть крупные суммы, которые были ему доверены; курфюрсту также выплатили обычный процент начиная с того дня, когда суммы были переданы на сохранение. Курфюрст, изумленный таким образцом честности и добросовестности, оставил фирме весь свой капитал еще на несколько лет и отказался от процентов за более ранний период, приняв низкие проценты только начиная со времени своего возвращения. Рекомендуя Дом Ротшильдов [остальным. – Лет.], особенно на Венском конгрессе, курфюрст определенно очень помог Ротшильдам расширить их связи».