Дом с привидениями
Шрифт:
— А может, ж-жреб-бий?
Толокно запалил зажигалку, подошел к стене и соединил кончики оголенного шнура. Вспыхнул свет. Теперь стали видны все трое: он, Игорястик и Стас. Оказывается, все они сидели на старом диване с высокой спинкой. К дивану был придвинут письменный столик без ящиков. А на стене — развешаны разноцветные афиши «Автоэкспорта» с изображениями мотоциклов и машин, олимпийский плакат с фотографией ринга и боксеров и старый настенный календарь с портретами немыслимых красоток. Гора фантиков на столе свидетельствовала
Из соседней комнаты донеслось грозное собачье урчание и какие-то странные звуки, похожие на шепот.
— Ч-ч-ч-ч…
Потом какая-то возня, скрип половиц и снова:
— Ш-ш-ш-ш…
Это было необъяснимо и страшно.
— Кто там? — прошептал Стас. — Маринка?
— Я ей запретил приходить, — ответил шепотом Игорястик. — При тебе же.
— Гав! — раздалось из соседней комнаты, и снова повторились те же непонятные звуки.
— Кончать надо, — сказал Толокно.
Все трое явно нервничали.
— Ну, чего сидим? Пошли, — резко сказал Игорястик. — Бери этот дрын, Стас, — и указал на лежащий на полу обструганный брусок.
— Не м-могу! — прошептал Стас с такой определенностью, что стало ясно — даже под страхом смерти его в ту комнату не затащить. — Я ух-хожу.
— Я тебе уйду! — Игорястик был зол, как дьявол.
Но Стас решительно направился к двери, откинул клеенку и, скрючившись, вылез наружу.
— Все, я отвалил, — послышался его голос.
— Ну и черт с ним! — выругался Игорястик. — Айда, Толокно. На! — И он протянул Толоконникову брусок…
Толоконников поплевал на ладонь и взял брусок, как городошную биту.
— Прямо по лбу, да? — спросил он.
— Да.
Ребята переглянулись и с опаской тронулись к двери, но тут же остановились.
— Ты? — сказал Игорястик. — А кто там шикает? Слышишь?
— Ну-ну-ну, чи-чи-чи… — снова послышался тихий шепот.
Игорястик не выдержал.
— Эй, кто там?! — заорал он не своим голосом. — Кто?!
— Гав! — грозно тявкнула собака. — Гав!
— А чего она лает? — спросил Толокно. — Ты же ей морду стянул?
— Ага, — ответил Игорястик. — Электрошнуром.
— Значит, плохо стянул. Развязалась.
— Я отворю, — прошептал, дрожа как осиновый лист, Игорястик. — А ты сразу бей, бей, чтобы оглушить, изо всей силы… А я — ножом… пырну. Понял? Приготовились. — Игорястик на цыпочках подкрался к двери, схватился за ручку. — Раз! — и широко распахнул ее.
Толоконников поднял над головой брусок.
На пороге двери в ту комнату стояла незнакомая девочка.
— А-а-а-а! — заорал не своим голосом Игорястик и шарахнулся в сторону. Его крик слился с лаем Нави.
— А-а-а-а! — заорал и Толокно и от неожиданности выронил брусок. — Кто это?
— Чего вы кричите? — спросила девочка. — Меня испугались? — Она тоже дрожала от страха.
— Кто ты? — спросил, стуча зубами, Игорястик.
Олю бил колотун, и она не могла скоро ответить, но тут к Игорястику подскочил Толокно и зашептал ему:
— Я тебе объясню, кто она. Она воще свидетель. От нее надо избавиться, понял?
Когда Марик-Марик, полумертвый от усталости и волнений, подбежал к школе, уличные часы показывали четыре часа десять минут. Марик заметался взглядом по школьному двору и понял, что опоздал. Ни Игорястика, ни его дружков не было. Сзади, у мусорных баков, они тоже не курили.
— Марина! — закричал он с большой экспрессией. — Где ребята?
— А я почем знаю, — донесся до него голос Мариночки. — Вот пристал!.. Мы идем кормить бегемота?!
Марик готов был разорвать ее в клочья, и, кто знает, может быть, Мариночке и попало бы от него, если б он не заметил за забором идущего мимо школы Стаса.
— Стас! — закричал Марик, и по тому, как Стас, чуть втянув голову в плечи, не остановился, а продолжал торопливо шагать вдоль школьного забора, он понял, что Стас сделал вид, что не слышит его, Марикова, зова.
Марик, бросив Марягину и Рябоконю сумку, помчался за Стасом и, представьте, нагнал его как раз за школой. Стас не предполагал, что Селищев побежит за ним, думал, что инцидент исчерпан, и не торопился.
— Стой! — крикнул Марик-Марик. Стас оглянулся, увидел Селищева и понял, что от него ему теперь не отвертеться.
Коля Николаев бежал к школе, как некогда бегали скороходы — размашистым шагом и глядя прямо перед собой.
Железный прут так и остался невыкорчеванным, рядом с ним на земле стояла сумка, а подле нее на корточках сидели Марягин и Рябоконь и кончиками пальцев ощупывали ее, чтобы понять, что же там внутри.
— Это какое-то длинное, — говорил Рябоконь.
— И круглое, — соглашался Марягин.
— Ага, и длинное, — уточнял Рябоконь. Ссориться по пустякам сегодня не хотелось.
— Точно, — подхватил Марягин, — и очень круглое. — У него была, видно, несколько другая точка зрения на ссору, нежели у приятеля. — Вот какое круглое, — показал он руками, значительно ближе к носу Рябоконя, чем, скажем, к своей груди.
Ситуация напрягалась. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы у прута не появился Николаев Коля и не позвал:
— Эй, мужики!..
Вмиг раздоры были забыты, и друзья зашептались, сбившись в кружок, голова к голове.
— …Ее надо спасать, — это сказал Николаев.
— От кого? — это попросил разъяснить Рябоконь.
— От этих, больших… — разъяснил Николаев.
— А ну-ка, дай-ка нам по жвачке, — предложил Марягин.
— Знаешь, как моя няня про таких говорит? — спросил Рябоконь.
— Как? — Марягин понимал, что ничего хорошего не услышит, но надеялся, что за это можно будет стукнуть Рябоконя. — Ну, как?