Дом с призраками. Английские готические рассказы
Шрифт:
— «Скаковая лошадь обконит любую клячу», — торжественно возвестил спирит.
— Я придерживаюсь того же мнения, — согласился я. — Только, наверное, все-таки не «обконит», а «обгонит»?
— Прозвучало как «обконит», — заявил спирит.
Далее он пояснил, что сие откровение, наряду с прочими, передал ему ночью дух Сократа: [43] «Дружище, я надеюсь, у тебя все в полном порядке. В вагоне вас двое. Как самочувствие? Здесь семнадцать тысяч четыреста семьдесят девять невидимых духов, включая Пифагора. [44] Ему не велено подавать голос, однако он желает вам приятного путешествия». Вмешался и Галилей [45] с несколькими сообщениями научного свойства: «Рад нашей встрече, amico. Come sta? [46] При сильном охлаждении вода замерзает. Addio!» [47] Той же ночью наблюдался следующий феномен. Епископ
43
Сократ(ок. 470–399 до н. э.) — древнегреческий философ.
44
Пифагор Самосский(VI в. до н. э.) — древнегреческий философ, религиозный и политический деятель, математик.
45
Галилео Галилей(1564–1642) — итальянский ученый, один из основателей точного естествознания.
46
Друг. Как дела? ( ит.)
47
Прощай! (ит.)
48
Епископ Батлер— Речь идет о епископе Джозефе Батлере (1692–1752), английском теологе и проповеднике, в конце жизни (с 1750 г.) — настоятеле собора в Дареме. Его богословские рассуждения о сущности религии и долге пастыря, отмеченные глубиной мысли и утонченностью стиля — впрочем, по замечанию Горация Уолпола, «окутанные облаком метафизики», — привлекали к себе особое внимание философов. В оригинале, возможно, обыгрываются различные значения английского слова «bubble» — «пузырь; журчащая речь».
49
Джон Мильтон(1608–1674) — английский поэт, политический деятель, автор эпических поэм «Потерянный Рай» (1667) и «Возвращенный Рай» (1671).
50
…принц Артур, племянник короля Иоанна… в седьмом круге преисподней… — Иоанн Безземельный (1167–1216) — английский король из династии Плантагенетов. Взошел на трон в 1199 г., когда наиболее очевидный претендент на корону, его юный племянник Артур, герцог Бретонский (сын покойного старшего брата Готфрида), находился во Франции под покровительством короля Филипа II, вставшего на защиту его прав. Впоследствии, взятый в плен при захвате Мирбо (в 1202 г.), принц избежал ослепления (приказ короля не был выполнен), однако с ведома царственного дяди был умерщвлен (или же, по другой версии, принятой Шекспиром, погиб при попытке спастись из темницы). В первом поясе седьмого круга ада у Данте помещены «насильники над ближним и его достоянием».
…под руководством миссис Триммер и Марии, королевы Шотландии. — Сара Триммер(1714–1810) — английская поборница религиозного воспитания, сторонница воскресных школ, усматривающая в деятельности французских энциклопедистов заговор против христианства в Англии. Издательница журнала «Попечитель образования» (1802–1806), автор 44 произведений — среди них нравоучительной книги «Сказочные истории, предназначенные для наставления детей, как они должны обращаться с животными» (1786), более известной — и читаемой до сих пор — под названием «Рассказ о малиновках».
Мария Стюарт(1542–1587), шотландская королева (1542, фактически 1561–1567). Отрекшись от престола в результате восстания вельмож-кальвинистов, бежала в Англию, но по приказу Елизаветы I была заточена в тюрьму и, по обвинению в очередном католическом заговоре, казнена.
Если бы господин, благосклонно посвятивший меня в эти открытия, взглянул в окно, то, несомненно, простил бы мне признание в том, что вид восходящего солнца и созерцание величественной Согласованности, царящей в необъятной Вселенной, превратили для меня его речи в докучное жужжание. Короче, их назойливость показалась мне столь нестерпимой, что я с величайшим ликованием сошел с поезда на следующей станции, где вместо клубившихся спиритических туманов и испарений узрел над головой ясное приволье небес.
Утро выдалось дивное. Я брел по ковру листвы, опадавшей с золотых, бурых, багряных деревьев; любовался чудесами Творения, и при мысли о неизменных, вечных, гармоничных законах бытия духовные рассуждения спирита представились мне убогой поденной рутиной, какой еще не видывал свет. В таком языческом настроении я приблизился к дому — и остановился, чтобы рассмотреть его повнимательней.
Это был уединенный дом, окруженный меланхолическим на вид запущенным садом, который представлял собой довольно ровный квадрат площадью примерно в два акра. Дом был построен во времена Георга II; строгие, однообразно чопорные очертания постройки свидетельствовали о дурном вкусе прежних владельцев, но стоило ли ожидать чего-то иного от преданнейших почитателей целой четверки Георгов? [51]
51
Имеются в виду представители Ганноверской династии — английские короли Георг I (годы правления — 1714–1727), Георг II (1727–1760), Георг III (1760–1820) и Георг IV (1820–1830). В английской архитектуре к середине XVIII в. сложился и просуществовал до 30-х гг. XIX в. так называемый георгианский стиль. Характеризуется классически строгими, порой однообразными формами.
Известно, что от таких домов стараются держаться подальше; деревенские жители (на расстоянии полумили виднелся шпиль церквушки, из чего я заключил, что там располагается деревня) обходили его стороной, и никто не собирался в нем селиться. Естественно было предположить, что более всего тут влияла дурная молва: поговаривали, будто в доме водятся привидения.
Самое сурово-торжественное время суток для меня — это раннее утро. Летом я обычно поднимаюсь ни свет ни заря и, направляясь к себе в кабинет поработать до завтрака, бываю глубоко поражен безмолвием и пустотой, царящими в доме. Я всегда с каким-то ужасом осознаю, что все близкие мои — те, кто дорог мне и кому дорог я, — погружены в сон, что они не дышат, не видят меня, что в бесчувствии они приблизились к тому загадочному состоянию, которого достигнем все мы до единого: жизнь замерла, связи с кинувшим днем прерваны; опустевшие стулья, захлопнутые книги, начатые и неоконченные дела — все это выглядит подобием смерти. Утренний покой — это покой за гробом. Предрассветный сумрак и легкий холодок навевают те же мысли. Даже знакомые вещи выглядят иначе, когда они только выступают из ночной тьмы и принимают, чудится, обновленный вид: так лицо старика, изможденное годами, после кончины словно бы молодеет. Однажды в ранний час мне даже явился призрак моего отца. Старик был тогда еще жив и здоров, и последствий мое видение не имело никаких; но, тем не менее, едва забрезжил рассвет, я заметил, что на стуле подле моей кровати, спиной ко мне, сидит отец. Голову он подпирал рукою — и то ли дремал, то ли грустил, я не мог разобрать. Удивленный этим посещением, я сел на кровати и подался вперед, чтобы получше рассмотреть отца. Он продолжал сидеть неподвижно; я попытался с ним заговорить — и не раз. Ответа не последовало, он даже не шевельнулся. Встревожившись, я положил руку отцу на плечо, но в тот же миг понял, что стул пуст.
Вот почему, а также в силу других причин, которые не столь просто изложить в двух словах, я считаю утренние часы наиболее способствующими встрече с призраками. На мой взгляд, они могут являться по утрам в любом доме; и потому дом, за которым повелась подобная слава, именно в этот час будет обладать в моих глазах особыми преимуществами.
С мыслями о заброшенном доме я отправился в деревню; разыскав постоялый двор, я увидел хозяина, посыпавшего крыльцо песком.
Заказав завтрак, я приступил к расспросам:
— Водятся ли в доме привидения?
Хозяин покосился на меня и покачал головой:
— Лучше я помолчу.
— Значит, все-таки водятся?
— Ох! — тяжко вздохнул хозяин в приливе откровенности, которая легко могла сойти за отчаяние. — Но ночевать там я бы не стал.
— Почему?
— Пусть ночует тот, кому нравится, как ни с того ни с сего трезвонят все колокольчики, неведомо кто хлопает дверьми и слышится чей-то топот, когда во всем доме, кроме вас, нет ни одной живой души.
— И что же, кто-то там водится?
Хозяин оглядел меня вновь и, с прежним выражением отчаяния, крикнул в сторону конюшни:
— Айки!
На оклик явился широкоплечий рыжеватый детина с круглой румяной физиономией и вздернутым носом; он был коротко острижен и ухмылялся во весь рот; на нем красовалась просторная вязаная куртка в пурпурную полоску, с перламутровыми пуговицами, которые словно сами собой на нем произрастали и, казалось, могли бы скрыть владельца с головы до башмаков, если их не выпалывать.
— Джентльмен желает выяснить, — сказал хозяин, — водится ли кто-нибудь в Тополях.
— Дама в капюшоне, а с ней совка, — выпалил парень.
— Ночная бабочка?
— Нет, птица, сэр.
— Дама в капюшоне, а с ней сова. Ну и ну! Ты сам ее видел?
— Видел совку.
— А даму?
— Не то чтоб шибко отчетливо, сэр. Но они завсегда вместе.
— А видел ли кто-либо даму так же хорошо, как и сову?
— Господь с вами, сэр! Да кто только не видел!
— Вон торговец напротив, что сейчас открывает лавку, — он видел?
— Перкинс? Господь с вами, сэр! Да Перкинс в ту сторону и шагу не шагнет, — с чувством заявил молодой человек. — Перкинс — он не больно-то башковит, но мозгов у него, у Перкинса, хватит, уж его-то туда и на аркане не затащишь.
На это хозяин постоялого двора пробормотал, что кому-кому, а самому Перкинсу, конечно, лучше знать.
— А кто она, эта дама в капюшоне и с совой? Или, вернее, кем была раньше? Вам это известно?
— Ну а как же! — Айки мял шапку одной рукой, а другой почесывал затылок. — Говорят, ее убили, когда ухала сова.
Вот то немногое, что мне удалось разузнать; впрочем, Айки описал некоего юного весельчака, подававшего большие надежды, который, после того как увидел даму в капюшоне вместе с совой, забился в корчах. Был еще один свидетель, расплывчато охарактеризованный Айки как «дюжий парнище», — одноглазый бродяга, который отзывался на имя Джоби, но если вы предпочитали обращаться к нему как к Гринвуду, он особо не возражал: «Гринвуд так Гринвуд, только нечего в мои дела нос совать». Так вот, этот самый одноглазый встречался с дамой в капюшоне раз шесть, не меньше. Однако разыскивать упомянутых выше свидетелей смысла не имело: первый обретался сейчас в Калифорнии, второй же (по словам Айки, которые подтвердил и хозяин) на рогах у самого черта.