Дом с протуберанцами
Шрифт:
Не успела девушка-библиотекарша-шахидка застегнуть блузу на все пуговицы, как в комнате вновь оказался Никишин. Она этому не удивилась, уже зная из практики, как и я, о многозначных и многомерных свойствах Никишина.
– Ну, что скажешь, Никиша? – произнесла девушка-шахидка, перестав плакать и устало глядя на парня.
– Я его протащил до самых Клепиков и бросил на обводной дороге подле бензоколонки. Теперь стоит там, голосует, – улыбаясь, ответил Никишин.
– Что ты наделал, Никиша, – тоже улыбаясь, молвила шахидка-красавица. – Теперь он точно найдёт тебя и убьёт. Это очень страшный человек. Он такой из русских,
– Нет.
– А ты почитай. Возьми на третьей полке его стихи и почитай.
Шахидка, почти застегнув рубаху до верхних пуговиц, вдруг начала расстёгивать её назад сверху вниз.
– Ну, а ты-то чего ради стараешься так, Никишок?
– Я не хотел, чтобы ты нажимала кнопку. Я выбросил её в речку.
– Ах ты, глупый Никита! – засмеялась она. – У меня же осталось ещё несколько запасных. А ты думал? Эх Никита!
Расстегнув рубаху, она распахнула её и позвала Никишина.
– Подойди сюда.
Никишин подошёл близко к кровати, на которой сидела шахидка, и встал словно столб. Белёсые глаза его стали мутными, как у варёной рыбы.
– Ну, какие они? Видал? Тебе нравится, Никита? – спрашивала шахидка. – Правда, красивые? Это сестрички, вот эта левая, она старшая, ты видишь, у неё сосочек чуть больше. Ты никогда не видел таких, наверное, Никишечка?
Никишин, стоявший неподвижно перед шахидкой-красавицей, вдруг заплакал. Слёзы хлынули внезапно из его глаз, и он не утирал их. Они закапали ему на грудь, сбегая с подбородка.
– Ты чего, Никита? Испугался, дурачок? Никогда не видел голую женщину? Я очень плохая, извини меня, рыбка моя! – И красавица-шахидка стала торопливо закрывать грудь, запахивая рубаху.
– Не надо! – вдруг каким-то необычным, очень глубоким, словно бы и не его, голосом заговорил Никишин. – Дай ещё посмотреть.
– Ах ты, Никита! Да ты всё понимаешь, оказывается, не такой уж ты простой! – почти обрадованно воскликнула шахидка и привстала с кровати, поддерживая обеими руками снизу свои беленькие груди. – Хочешь их потрогать?
– Я не поэтому хочу посмотреть, – произнёс Никишин, на этот раз своим обычным унылым затухающим голосом.
– Что не поэтому? – не поняла красавица-шахидка.
– Не потому, чтобы их пощупать.
– А почему?
– Хочу посмотреть, пока они ещё целые.
– Как это – пока они целые?
– Вот эта, старшая сестра, оторвётся и вместе с рёбрами отлетит в кусты. А младшая вместе с кишками повиснет на решётке. Чизвлик.
– Нет, ты всё-таки чокнутый, Никишка. Какие гадости наговорил. Рёбра, кишки… Как мясник какой-то. Ладно, ты теперь иди себе, уходи домой. Ты где живёшь, на какой улице?
– На Строительной, – ответил Никишин и ушёл.
Но он обманул красавицу-шахидку. Оказывается, он умел обманывать. Жил он нигде, у него не было своего дома или постоянного угла. Сейчас он жил у меня, в помещении книгохранилища, спал между книжными полками. Откуда он пришел в посёлок городского типа Туму, никто не знал из тех тумчан, кто когда-нибудь заходил в библиотеку.
Прошлой ночью он крепко спал и не слышал, как приезжал на иномарке молодой бородатый парень, и библиотекарша тихонько впустила его в дом.
– Представляешь, после твоего звонка я не мог сразу приехать, извини, дело было одно срочное. А когда я приехал в Клепики и спросил у брата, он сразу и указал на него: зовут Сашка, самый богатый. Дом трёхэтажный, вокруг четырёхметровый металлический забор, система слежки и всё такое. У ворот охрана, как положено. Ну, пришлось поработать, альпинистское снаряжение и всё такое. Заранее узнал, где его спальня, он всегда спит один, даже для баб у него была отдельная комната рядом. Представляешь, спал при открытом окне, на раме только сетка от комаров. А что мне сетка?
Я подкрался к кровати, а он спит как младенец, вот такой же голый, как я. Мне заранее сказали, что у него всегда под подушкой пистолет лежит, я не стал церемониться и быстро зарезал его. Кровь так и брызнула из глотки, я не успел отскочить. Так что дай мне свои шаровары и майку, смешно будет выглядеть, но ничего. А сейчас давай по-быстрому сделаемся, потом сразу поедем. Надо к одиннадцати успеть в Москву, гулянье на Ходынском поле начнётся с утра, и у ворот будет достаточно народу.
– Хорошо, милый.
Примерно через час после этого ночного разговора они тихонько сошли с крыльца, сели в машину и уехали.
Наутро Никишин проснулся и обнаружил, что библиотека не закрыта, входная дверь на крыльце широко распахнута. Он взбежал на второй этаж, прошёл через все три проходные комнаты, зашёл в спальню, там и услышал от меня про ночной разговор.
И, схватившись обеими руками за голову, Никишин принялся выть. Те, которые ночью разговаривали, не знали того свойства слов, что они оставались жить ещё долгое время спустя после того, как были произнесены. Что некоторые из них вообще оставались безысходно после своего рождения на свет. «Счастлив я, что целовал я женщин, мял цветы, валялся на траве, и зверьё, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове». Есенин, который учился в реальном училище в Спас-Клепиках, бывал у меня, и в доме звучали его стихи… И они тоже навечно впитались в мои стены.
Никишин услышал через меня ночной разговор шахидки и хозяина её жизни, парня с бородой, и мгновенно могуче настроился на беспрецедентное под звёздами дело. Он знал заранее, что произойдёт, но решил опередить смерть. Или, если прекрасная красавица-шахидка рвалась к ней из-за какой-то своей любви, о которой Никишин не знал и которую ни в коей мере не испытывала она к нему, – то хотя бы умереть вместе с нею, крепко держа её в объятиях.
Об этом последнем желании я успел узнать у него в тот миг, когда он, выстроив прямой как луч коридор своего пространства от меня и до ворот Ходынского парка, – устремился к своей цели со скоростью света, а я за ним вдвое быстрее. Почему я определил, что моя скорость оказалась вдвое быстрее скорости света? Я дом, низ кирпичный, второй этаж деревянный, двигаться по земле не умею, летать по воздуху также. Однако каким же это образом я смог оказаться вместе с Никишиным одновременно у ворот Ходынского парка, увидеть всё то, что с ним произошло там, и затем снова очутиться на старом месте в дремучем городке Тума? И это вовсе не сходя со своего фундамента из тёсаных глыб Приокского белого известняка? Ответа нет, есть только факт, мысленно увиденный мною.