Дом шалунов
Шрифт:
И подпрыгивая, как на резинах, выскочил из класса.
В ту же минуту мальчики бросились к печке, освободили злосчастного петуха, перерезали на ноге его веревку и выбросили его прямо через окно в сад.
Когда в классную вошел Александр Васильевич с серьезным, строгим лицом, то не только петух, но и куры кудахтали на дворе так, точно в их птичьем царстве праздновались именины.
— Что за шум? — сурово обращаясь к классу, произнес директор.
— Ужасный шум, Александр Васильевич. Это куры шумят на дворе, — самым невинным образом согласились со своим директором мальчики. — Слушать чтение не дают! Такая
Александр Васильевич взглянул на m-r Шарля.
Француз был смущен. Поймать мальчиков ему не удалось.
Тук-тук-тук! Было шесть часов утра, и пансионеры еще спали. Вставали они в семь. Стало быть, до одеванья и утренней молитвы оставалось еще спать целый час.
— Тук! Тук! Тук! Тук!
Арся Иванов, который спал против самого окна, подумал, что это его сосед Бобка Ящуйко придумал какую-нибудь шутку, чтобы подразнить его, Арсю. Сквозь сон, заспанным голосом, он крикнул:
— Бобка, отстань! А то я тебя щелкну по носу моей хлопушкой!
Хлопушка у Арси имелась постоянно. Он бил ею мух по стенам пансиона в досужий час.
— Тук! Тук! Тук! Тук! — простучало как бы в ответ на слова Арси. Арся вскипел, потому что любил спать, как никто из всех маленьких пансионеров.
Заспанный и сердитый, он, не раскрывая глаз, опустил руку, нащупал ею сапог у своей постели и запустил им в Бобку. Бобка, спавший до сих пор как сурок, подпрыгнул на пол-аршина от кровати и запищал на всю спальню:
— Ай! Ай! Ай! Кто дерется?
— Тук! Тук! Тук! — отвечало ему что-то громким, настойчивым стуком у окошка.
Бобка и Арся как по команде открыли глаза и произнесли в один голос:
— Вот так штука!
Перед окном стоял мальчик, лет одиннадцати, толстый, белобрысый, с выпуклыми серыми глазами и очень пухлым ртом. Он был одет в высокие сапоги и чистенькую куртку. На голове его был нахлобучен картуз с козырьком; за плечами привязана котомка, какие обыкновенно носят странники на больших дорогах.
Мальчики в одну секунду повскакали с кроватей и побежали навстречу незнакомцу. Первый подошел к нему Алек.
— Ты кто такой? — обратился он к мальчугану.
— А ты кто такой? — тем же тоном задал ему вопрос тот.
— Я — царь. То есть не царь еще, а буду царем! — гордо отвечал Алек.
Мальчик взглянул на него так, точно перед ним очутился слон, змея или дикая кошка из лесов Южной Америки. И залился хохотом, нисколько не стесняясь.
— Ой, не могу! Ой, умру! Ой! Ой! Ой! Вот так царь! Не могу, уморил! — хохотал мальчик и, не будучи уже в состоянии держаться на ногах, опустился на землю и все еще продолжал смеяться. — Хорош царь! Ха! Ха! — заливался он, — а у самого дырка в башмаке, — и он ткнул пальцем в сапог Алека, из носка которого действительно очень любопытно посматривал большой палец. «Царь» тоже посмотрел на дырку, «гымкнул» и покачал головою. Неприятно! Царь — и вдруг дыра в сапоге!
Вова Баринов увидел смущение Алека, безропотно стащил с себя сапоги и отдал их «царю».
— Наденьте их, Алек. Они целые, — произнес он с низким поклоном.
Алек великодушно принял подарок, надел целые Вовины сапоги, а свои рваные передал Вове.
Увидя это, лупоглазый мальчик тотчас перестал смеяться.
В эту минуту послышался голос подошедшего m-r Шарля:
— Дети, на молитву! Живо! Марш! — И вдруг m-r Шарль остановился, увидя незнакомого мальчика под окном.
— Ты кто такой? — спросил он не без любопытства.
— А вы не директор?
— Какое такое тебе дело, кто я! Ты говори, кто ты? — вспыхнул m-r Шарль, не любивший, когда дети пускались в разговоры со взрослыми.
— Мне нужно видеть директора, — произнес мальчик.
М-r Шарль рассердился, топнул ногою, но сдержался.
— Попросите сюда господина директора! — приказал он Миле Своину, которого любил больше других за его кроткую натуру и тихий нрав.
Миля через пять минут вернулся в сопровождении Александра Васильевича.
При виде лица, заросшего волосами, новый пришелец открыл рот и выпучил на директора глаза, потом лениво поднялся с земли, не спеша перелез через окошко и, подойдя к г. Макарову, протянул руку.
— Здравствуйте! — произнес он самым серьезным образом без единой улыбки. — Вы, стало быть, сам директор?
— Стало быть, сам директор! — улыбнувшись, ответил Александр Васильевич.
— Ну, вот вас-то мне и надо. У вас есть заведение, где исправляют мальчиков-шалунов? — снова без малейшего смущения спросил странный мальчик.
— Да, — отвечал улыбаясь Александр Васильевич, очень заинтересованный маленьким пришельцем. — А ты кто такой?
— Я? — мальчик взглянул в лицо директора спокойным взглядом и ответил не меняя тона: — Я — шалун.
— Как шалун? — удивились г. Макаров, m-r Шарль и все мальчики-пансионеры.
— Да так, шалун! Я теперь устал немного и оттого тихий, а вообще я — шалун и прошел сюда пешком двадцать верст, чтобы меня здесь исправили, — спокойно отвечал мальчик.
— Как пешком? — снова изумились все.
— Ну да, пешком. Что ж тут такого? Я тихонько из дома ушел от бабушки и папы. Мамы у меня нет. Мне надоело все слушать одно и то же: что я «проказник», что я «скверный мальчишка», и что я «послан в наказание всем домашним». И вот я не захотел больше быть наказанием для тех, кого люблю, и решил прийти сюда, чтобы исправиться. Деньги у меня есть. Я сам за себя платитьбуду. Как решил, что поступлю сюда для исправления, так и стал копить деньги в копилку. И скопил. Вот вам, получайте — 4 рублей 75 коп. Целых четыре месяца копил! — заключил с гордостью странный мальчик и, развязав узел в носовом платке, высыпал в руку Александра Васильевича пригоршню серебра и меди. Г-н Макаров взглянул на мальчика, едва удерживаясь от смеха, потом на деньги, потом на мальчика снова и сказал ласково:
— Но ведь здесь очень немного денег, дорогой мой!
— Ой! Неужели не хватит? — испугался мальчик. — А я-то ведь целых четыре месяца копил!
Мальчик задумался, наморщил лоб, почесал затылок, и вдруг глаза его блеснули внезапной мыслью.
— Я придумал, — произнес он, сразу теряя свое обычное спокойствие, — вы только примите меня и начните исправлять, а уж я сам потороплюсь исправиться как можно скорее. И больше чем на 4 р. 75 к. меня не придется исправить, — заключил он с самым торжествующим видом.