Дом странных детей
Шрифт:
— Я так не думаю. Тварь никогда не позволила бы захватить себя живьем.
— Поняла? — прошипел я. — Я не то, что ты думаешь. Я Джейкоб.
— Мы еще посмотрим. А теперь помолчи.
Она протянула руку и отвела край брезента. Над нами покачивалось синее небо.
Глава шестая
Когда последние дома остались позади, мы осторожно соскользнули с телеги и пешком преодолели кряж, держа путь к лесу. По одну сторону от меня шла угрюмая настороженная Эмма. Она всю дорогу молчала и ни на секунду не выпускала моей руки. По другую — не умолкал все время что-то напевавший и пинавший камешки Миллард. Я никак не мог понять, что со мной
Но я не проснулся. Мы шли все дальше: девочка, чьи руки порождали огонь, невидимый паренек и я. Мы пересекли лес, сквозь который вела широкая, как в каком-нибудь национальном парке, дорога, и вышли на просторную лужайку, пестревшую цветами и окаймленную аккуратно подстриженными деревьями и кустарниками. Мы подошли к дому.
Я смотрел на него в немом изумлении. Не потому, что он был ужасен, а потому что, напротив, он был прекрасен. Все черепицы были на месте, все окна целы и чисто вымыты. Башенки и дымоходы, тоскливо покосившиеся на том доме, который помнил я, теперь гордо устремлялись к небу. Лес, недавно порывающийся поглотить его стены, замер на почтительном расстоянии.
Мы прошли по мощенной каменными плитами дорожке и поднялись по свежевыкрашенным ступеням крыльца. Какую бы угрозу ни усматривала во мне поначалу Эмма, сейчас она несколько успокоилась, хотя, перед тем как войти в дом, все же настояла на том, чтобы связать мне руки за спиной. Я думаю, она сделала это, желая покрасоваться. Она играла в добытчика, вернувшегося с охоты, и я был ее трофеем. Она уже хотела затолкать меня в дом, но ее остановил Миллард.
— Его туфли облеплены грязью. Он наследит в доме. Птицу хватит удар.
Итак, под бдительным оком моих стражей я снял не только туфли, но и носки, которые тоже были в грязи. Затем Миллард предложил мне подвернуть штанины, чтобы те не волочились по ковру, после чего Эмма нетерпеливо схватила меня за локоть и втащила внутрь.
Мы прошли по коридору (а где же груды поломанной мебели, делающие его почти непроходимым?) мимо сверкающей свежим лаком лестницы, из-за балясин которой выглядывали любопытные лица, а затем миновали столовую. Снежные заносы штукатурки исчезли, а на их месте появился длинный деревянный стол, окруженный множеством стульев. Это был тот самый дом, который я уже обследовал, только реставрированный и приведенный в порядок. Налет плесени сменили яркие обои, деревянные панели и свежая краска. Повсюду стояли вазы с цветами. Оседающие кучи гниющего дерева и ткани снова превратились в кушетки и кресла, а сквозь высокие окна, некогда грязные настолько, что казалось, будто на них нанесли слой маскировочной краски, струился солнечный свет.
Наконец мы вошли в маленькую комнату, окна которой выходили во двор.
— Подержи его, пока я сообщу о нем директрисе, — обратилась Эмма к Милларду, и я почувствовал его пальцы на своем локте.
Когда Эмма вышла, он тут же отпустил мою руку.
— Ты разве не боишься, что я съем твои мозги или что-нибудь в этом роде? — поинтересовался я.
— Не особенно, — последовал ответ.
Я обернулся к окну и застыл в изумлении. Двор был полон ребятишек, большинство из которых мне были знакомы по тем пожелтевшим фотографиям. Некоторые лежали на траве под деревьями, другие перебрасывались мячом или гонялись друг за другом по дорожкам, окаймленным яркими клумбами. Это был тот самый рай, который описывал мне дедушка. И это был тот самый заколдованный остров и те самые волшебные дети. Если я и спал, то уже не хотел просыпаться. Во всяком случае в ближайшее время.
Кто-то из играющих на лужайке детей слишком сильно ударил по мячу, и тот влетел в огромный, подстриженный в виде какого-то животного куст и застрял в его ветвях. Вдоль аллеи выстроился целый ряд этих удивительных кустов — фантастических существ ростом с дом, которые будто охраняли его от таящихся в лесу опасностей. Тут были крылатый грифон, вставший на дыбы кентавр, русалка… Двое мальчиков-подростков подбежали к кентавру вслед за улетевшим мячом. За ними шла девочка. Я тут же узнал в ней «левитирующую» девочку с дедушкиных фотографий. Только сейчас она не левитировала. Она шла медленно, словно каждый шаг давался ей с трудом, а действующая на нее сила тяжести была больше, чем у остальных.
Подойдя к мальчикам, она подняла руки, и приятели обвязали ее вокруг талии веревкой. Девочка осторожно сняла туфли и тут же, как воздушный шарик, взлетела в воздух. Это было поразительное зрелище. Она поднималась, пока удерживающая ее веревка не натянулась. Малышка зависла в десяти футах над землей.
Она что-то сказала мальчикам, те кивнули и начали понемногу разматывать веревку. Девочка медленно поднималась вверх. Оказавшись на уровне груди кентавра, она потянулась к мячу, но тот застрял глубоко в ветвях. Она посмотрела вниз и покачала головой. Мальчики опустили ее на землю, где она вначале обулась в свои утяжеленные туфли, а затем развязала веревку.
— Тебе понравилось? — поинтересовался Миллард, и я молча кивнул. — Существуют гораздо более простые способы достать этот мяч, — продолжал он. — Но они знают, что у них есть зритель.
Тем временем к кентавру подошла другая девочка или, скорее, девушка. Она была похожа на дикарку, а ее волосы напоминали какое-то гнездо или… дреды. Она наклонилась, подняла длинный «хвост» кентавра и намотала его на руку. Затем закрыла глаза и сосредоточилась. Мгновение спустя я заметил, что рука кентавра пошевелилась. Я уставился на куст, уверенный, что его ветви просто колышутся на ветру, но тут пальцы его руки согнулись и разогнулись, как будто они занемели и кентавр решил их размять, чтобы восстановить кровообращение. Я, открыв рот, наблюдал за тем, как огромная рука кентавра согнулась, потянулась к его собственной груди, извлекла оттуда мяч и бросила его торжествующим мальчишкам. Они вернулись к своей игре, девочка со спутанными волосами выпустила из рук хвост кентавра, и тот снова замер на месте.
Дыхание Милларда затуманило оконное стекло рядом со мной. Я изумленно обернулся к нему.
— Я не хочу тебя обидеть, — произнес я, — но что же вы за люди такие?
— Мы просто странные, — несколько растерянно отозвался он. — А ты разве не странный?
— Не знаю. Вряд ли.
— Жаль.
— Почему ты его отпустил? — позади раздался голос Эммы. Я обернулся. — А впрочем, ладно. — Она подошла и схватила меня за связанные руки. — Пошли, директриса хочет на тебя взглянуть.
Мы снова прошли через дом, и снова из-за приоткрытых дверей меня провожали любопытные взгляды. Мы вошли в залитую солнцем комнату, где на узорчатом персидском ковре стоял стул с высокой спинкой. На нем восседала благородного вида дама. С головы до ног, включая застегнутую у горла блузу с высоким воротником и кружевные перчатки, она была одета в черное. Ее волосы были собраны в идеально круглый узел на макушке, и вся она была воплощением опрятности, как и весь дом. Я догадался бы, кто она такая, даже если бы не узнал ее по фотографии, также хранившейся в тяжелом сундуке. Передо мной была госпожа Сапсан.