Дом свиданий
Шрифт:
— Могу послушать, — как можно более равнодушно сказал Гайпель, возвращаясь обратно к столу.
— Тут вот какая штука. Есть у меня знакомый честный человек на морской таможне. Поскакал я к нему, а он возьми да и расскажи мне, что у покойного Куколева были с этим Петровым нехоро-о-шие дела. Что-то такое пропускал Петров из куколевских посылок, за что надо пошлину платить. Не задаром, разумеется. А недавно случился между ними скандал. Куколев пожадничал, недодал обещанного, и Петров пригрозил ему, что отомстит. Мой знакомый это своими ушами слышал. Достаточно, чтобы сделать выводы.
Гайпель скептически поморщился: — Так прямо и выводы…
— По крайней мере, возникает подозрение.
— Почему тогда Петров поселился в «Аркадии» под своей фамилией, а не под псевдонимом?
— Потому что хозяин знает его как облупленного… Вы только вот что: Путилину ничего не говорите, — попросил Шитковский.
— Отчего такая секретность?
— Я думал, вы осведомлены о наших с ним отношениях. Лично для него я палец о палец не ударю. Не хочу, чтобы на моем горбе он в рай въехал.
— А для чего мне рассказали? Чего сами не займетесь?
— Нет уж! Не мне поручено, я и не суюсь. Полезешь, так Путилин потом со свету сживет. Вы еще не знаете, что он за человек. Мстительный, как черкес, ей-богу. А злопамятны-ый!
— Не понимаю, какова тут ваша собственная корысть.
— Вам хочу помочь, вот и все. Хочу, чтобы к вам относились с уважением, как вы того заслуживаете после учения на юридическом факультете.
— Пардон, не верю.
— Хорошо, — засмеялся Шитковский, — скажу правду. Я Путилина не люблю, счастлив буду поглядеть, как вы ему нос утрете, королю-то нашему. Если, конечно, не заробеете подложить ему такую свинью.
— Чтобы я вам поверил, — холодно сказал Гайпель, — вы должны назвать имя того таможенника, от которого узнали о ссоре Петрова с Куколевым. Я с ним сам поговорю.
— Э-э, батюшка, нет. Это — нет, не просите. Я своих агентов бесплатно не выдаю.
— То есть как?
— А вот так! Красненькую платите — и пожалуйста, будет ваш. Пользуйтесь на благо отечества.
— Значит, вы хотите, чтобы я поверил вам на слово? А если не поверю?
Шитковский бережно опустил кота на пол, встал.
— Что ж, придется, видно, самому. Я профессиональный сыщик, перед самим собой совестно оставлять подозрение непроверенным.
Теперь уже он пошел к двери, а Гайпель его остановил, сказав:
— Подождите! Давайте пойдем к этому Петрову вместе, вы и я. Получится что-то путное — я потом скажу Ивану Дмитриевичу, что это была не ваша идея, а моя. Не получится — скажу, что ваша. Согласны?
— А вы не так просты, как кажетесь, — усмехнулся Шитковский. — Тем не менее я согласен, пойдемте вместе. Встречаемся в десять часов у таможни, перед главным подъездом.
— Завтра в десять утра? — уточнил Гайпель.
— Сегодня в десять вечера.
— Так поздно?
— Зато никто мешать не будет. Петров, как мне донесли, с женой поссорился, на таможне и ночует. В тех, — подмигнул Шитковский, — случаях, когда не в «Аркадии».
Они вместе вышли на улицу и разошлись в разные стороны. До назначенного срока оставалось еще три часа. Гайпель решил пешком прогуляться до дому. По пути он пытался уместить семизвездный жетончик на прокрустовом ложе высказанной Шитковским гипотезы, но ничего не выходило. Тем большие сомнения вызывала настырность этого человека. Насладиться неудачей соперника? Тем, что он, Гайпель, обставит самого Путилина? Нет, для такого опытного интригана, как Шитковский, это слишком невинная радость. Однако пойти с ним следовало хотя бы для того, чтобы попытаться распутать сети, которыми Шитковский, похоже, собирается оплести Ивана Дмитриевича. Освободить его из паутины и, когда он заикнется о награде, сказать: «Для меня нет лучшей награды, чем ваше доверие…»
Искать Панчулидзева Гайпель не стал, отправился прямиком к себе на квартиру, чтобы перед ночным походом в гавань перекусить и одеться потеплее: надеть шарф, шинель. Сляжешь с бронхитом — и прощай все надежды, обойдутся без него. Он живо представил, как после болезни приходит на службу, заходит к начальству. «Поправился? Приступай к своим обязанностям…» А какие у него обязанности? На Апраксином рынке баядерок пасти, гейшам с Большой Садовой на желтые билеты печати ставить.
И так всю жизнь?
2
Условились ровно в десять, но уже без четверти Гайпель прохаживался перед главным зданием таможни, под величественным фронтоном с медными статуями Нептуна, Цереры и Меркурия. Шитковский немного припоздал. Появившись, он сообщил, что здесь им делать нечего, нужно идти к таможенным помещениям в самой гавани. Петров был не в тех чинах, чтобы кто-то позволил ему ночевать среди мраморных лестниц, расписных порталов, колоннад и бронзовых люстр.
В порту еще кипела жизнь. Горели фонари у ворот, костры на берегу, факелы над причалами. В сосняке мачт проглядывали черные и кургузые, как обугленные пни, трубы паровых судов. Между клиперами, барками, шхунами, рядом с женственными изгибами их бортов пароходы представали существами бесполыми, как евнухи в гареме. Мимо проезжали подводы, по сходням кое-где сновали грузчики. В затухающем шуме чей-то одинокий пьяный голос время от времени взывал через рупор:
— Эй, на башне!
Куда и к кому он обращается, понять было невозможно, никаких башен поблизости не наблюдалось, но тоскливо делалось на душе от этого безответного и безадресного крика.
Мало того что Шитковский опоздал на свидание, так еще с полчаса, наверное, шли по набережной, петляя в портовых лабиринтах. Дело было к одиннадцати, когда остановились перед одноэтажным длинным зданием, деревянным, но оштукатуренным под камень. Вид у него был одновременно казенный и ублюдочный. Оно выглядело как недоношенное дитя от брака между соляным амбаром и кордегардией при губернской тюрьме.
Шитковский подкрался к единственному окошку, где горел свет, заглянул туда и сказал:
— Малость обождать надо.
— Нет его, что ли?
— Тут, куда денется. Но не один.
— И кто с ним?
— Не знаю, за шторой не видать. Но говорит с кем-то.
— С женщиной? Или с мужчиной?
— Говорю вам, не видать.
— Если с женщиной, так посидят, потом завалятся, — резонно предположил Гайпель. — Мы что, до утра ждать будем?
— Нет, — возразил Шитковский. — Если с бабой, то он ее уже употребил и скоро выгонит.