Дом у озера

Мортон Кейт

Но теперь все изменилось. Элис с улыбкой смотрела, как Бен добавил еще одно бревно к быстро растущему сооружению, будущему костру. Может, она и не так очаровательна, как Дебора, и уж точно ее имя не обессмертят в популярной детской книге, как мамино, неважно. Она совершенно другая. «Ты – прирожденный рассказчик, Элис Эдевейн, – заметил как-то раз вечером Бен, когда голуби летели домой на ночлег. – Я еще никогда не встречал человека с таким богатым воображением, такими интересными мыслями». Он говорил тихо и не сводил взгляда с Элис. Тогда Элис посмотрела на себя его глазами, и ей понравилось то, что она увидела.

Мама еще не свернула за угол, а до двери ванной уже донесся ее голос: она говорила что-то о цветах.

– Конечно, мамочка! –

восхитительно высокомерным тоном пробормотала Элис. – Только не выпрыгивай из трусов!

В упоминании нижнего белья Элеонор Эдевейн было некое великолепное кощунство, и Элис сжала губы, чтобы не рассмеяться.

Бросив из окна прощальный взгляд на озеро, Элис вышла из ванной, на цыпочках прокралась к своей комнате и вытащила из-под матраса заветную папку. Перепрыгивая через две ступеньки и лишь чудом не споткнувшись о потрепанный край красного белуджистанского ковра, который прадедушка Хорас привез из путешествий по Ближнему Востоку, Элис спустилась вниз, схватила со стола в зале корзинку и выбежала из дома, навстречу новому дню.

* * *

Надо сказать, погода стояла прекрасная. Элис невольно начала мурлыкать под нос, пока спешила по вымощенной камнем дорожке. Корзинка почти наполовину наполнилась, а ведь Элис еще даже не дошла до лужайки с полевыми цветами. Самые красивые цветы росли именно там, оригинальные и необычные, в отличие от садовых – ярких, но заурядных. Элис тянула время. Все утро она пряталась от матери, а теперь ждала, когда мистер Харрис пойдет обедать: хотела застать Бена одного.

В последнюю встречу он сказал, что у него для нее кое-что есть, и Элис рассмеялась. Тогда он спросил со своей легкой полуулыбкой: «Что смешного?» Элис выпрямилась во весь рост и ответила, что у нее, так уж вышло, тоже есть для него подарок.

Элис остановилась у самого большого тиса в конце дорожки. Перед праздником его аккуратно подстригли, сквозь плотную обрезанную крону ничего не было видно, и Элис выглянула из-за дерева. Бен все еще на острове, а мистер Харрис на дальнем берегу озера, помогает своему сыну Адаму грузить в лодку бревна, чтобы перевезти на остров. Бедняга Адам! Элис смотрела, как он чешет за ухом. По словам миссис Стивенсон, когда-то Адам был гордостью семьи, рослым, сильным и смышленым, пока под Пашендалем [1] осколок шрапнели не угодил ему в голову, лишив памяти. «Ужасная штука война! – любила рассуждать кухарка, яростно раскатывая скалкой ни в чем не повинное тесто. – Забирает полного надежд мальчика, пережевывает и выплевывает жалкое исковерканное подобие того, что было!»

1

Битва при Пашендале (Passchendaele) – одно из крупнейших сражений Первой мировой войны между союзными и германскими войсками. Сражение состояло из ряда отдельных боевых операций, продолжавшихся с июля до ноября 1917 года. Сражение велось на территории Бельгии в районе деревни Пашендаль, близ города Ипр в Западной Фландрии.

«Хорошо еще, что сам Адам, похоже, не осознает перемены и даже почти счастлив», – говорила миссис Стивенсон. «Конечно, это редкость, – всегда добавляла она, дабы не изменять присущему ей шотландскому пессимизму. – Многие вернулись, разучившись смеяться».

Именно папа настоял на том, чтобы Адаму дали работу в поместье. Элис подслушала его разговор с мистером Харрисом. «Он будет работать до конца жизни, – произнес отец дрожащим от эмоций голосом. – Я вам уже это говорил. Юному Адаму всегда найдется здесь место».

Внезапно Элис услышала приглушенный шелест у левого уха, щеки коснулся легкий ветерок. Боковым зрением она заметила зависшую в воздухе стрекозу. Довольно редкую – желтокрылую стрекозу-метальщицу. Элис охватило знакомое радостное возбуждение. Она представила отца, который прячется у себя в кабинете от маминой предпраздничной лихорадки. Если изловчиться, то можно поймать стрекозу и отнести наверх, в отцовскую коллекцию, посмотреть, как он радуется подарку, и почувствовать, что выросла в его глазах. Как в детстве, когда Элис ощущала себя избранной, и одного разрешения заходить в пыльную комнату с научными книгами, белыми перчатками и стеклянными витринами было достаточно, чтобы преодолеть страх перед блестящими серебристыми булавками.

Впрочем, сейчас нет времени. Вообще-то, даже мысль об этом отвлекает от цели. Элис нахмурилась. Время странным образом теряло границы, когда она о чем-то задумывалась. Еще двадцать минут, и главный садовник, как обычно, пойдет в свой сарай, чтобы съесть сэндвич с пикулями и сыром, а потом углубиться в изучение газетных страниц с результатами скачек. Он всегда следовал привычкам, и Элис это уважала.

Забыв о стрекозе, она торопливо пересекла дорожку и продолжила путь вокруг озера, держась подальше от лужайки и группки рабочих, подметавших у затейливой конструкции с фейерверками. Элис старалась не выходить из тени, пока не добралась до потайного сада. Там она села на нагретые солнцем ступени старого фонтана, поставила рядом корзинку с цветами. Отличный наблюдательный пункт. Живая изгородь из боярышника служила надежным укрытием, а сквозь просветы между ветвями было отлично видно новые мостки.

Ожидая, пока Бен останется один, Элис любовалась грачами, кувыркавшимися в лазурном небе. Ее взгляд упал на дом; взобравшись на лестницы, слуги украшали огромными венками из зелени кирпичный фасад, в то время как две служанки развешивали под карнизом изящные бумажные фонарики. Солнце освещало верхний ряд витражных окон, и начищенный до блеска родовой дом сиял, как увешанная драгоценностями пожилая дама, разодетая для ежегодного выезда в оперу.

Внезапно Элис захлестнула волна нежности. Сколько Элис себя помнила, поместье Лоэннет значило для нее гораздо больше, чем для сестер. Дебору манил Лондон, а Элис нигде так не радовалась и не была сама собой, как здесь, когда сидела на речном берегу, болтая ногами в неторопливой воде, или лежала в постели перед рассветом, прислушиваясь к хлопотливой суете стрижей, которые свили гнездо над окном ее комнаты, или бродила вокруг озера, зажав под мышкой неизменную записную книжку.

В семь лет Элис вдруг осознала, что когда-нибудь повзрослеет, а взрослые, как правило, покидают родительский дом. С той минуты в душе Элис воцарился экзистенциальный страх, и она стала везде, где только можно, царапать свое имя: на дубовых оконных рамах в маленькой столовой, примыкающей к кухне, на тоненькой полоске застывшего раствора между кафельными плитками в оружейной комнате, на узорчатых обоях с дроздами в передней. Элис словно навсегда привязывала себя к Лоэннету крепкими узами. Мать обнаружила это необычное проявление любви, и Элис на все лето оставили без сладкого; впрочем, она бы особо не горевала, если бы ее не назвали отпетой хулиганкой. «От кого, от кого, а от тебя не ожидала такого неуважения к дому! – сердито шипела мать. – Подумать только, моя дочь – и такой варварский поступок!» Эти слова, которые свели страстную жажду обладания к обычной шалости, причинили Элис глубокую боль и сильно обидели.

Ладно, сейчас это уже неважно. Элис выпрямила ноги, вытянула вперед носочки и довольно вздохнула. Обычная детская навязчивая идея, с тех пор много воды утекло. Солнечный свет заливал все вокруг, золотил ярко-зеленую листву сада. Укрывшись среди ивовых ветвей, сладко щебетала славка-черноголовка, пара диких уток дралась из-за особенно сочной улитки. Оркестр репетировал танцевальную мелодию, и над гладью озера плыла музыка. Да, с погодой сегодня повезло. Несколько томительных недель все волновались, пристально наблюдали за рассветами, расспрашивали знатоков примет и наконец дождались: солнце высоко в небе и сжигает случайные облака, как и положено в канун Иванова дня. Вечер будет теплым, ветерок – легким, а праздничный прием, как всегда, волшебным.