Дом ведьмы. Большая уборка
Шрифт:
Он, кажется, закусил удила и готов был на что угодно, лишь бы мне не досталось уже ни одной мелкой монетки из кошелька Эрнста. Даже если для этого требовалось разориться — он бы разорился.
— Тогда я отдам за половину серебрянки, — торжественно заявил спекулянт, скрещивая руки на груди, — и даже распоряжусь, чтобы ткань к вам доставили, господин Эрнст.
Внутри я покатывалась со смеху, довольная провернутым маневром и задумчивой физиономией лепрекона. Он все для себя решил — я видела по глазам, но ему было просто приятно для души проучить жадного
— Даже не знаю, — задумчиво протянул лепрекон, — ко мне ехали из самых Нижних Мутовок…
— Но ведь в Мутовках паршивые ткани, — если бы Рост умел колдовать, он бы сейчас взвился в небеса от праведного негодования.
— Так в тюрьмах большого качества и не надо, — возразил Эрнст, но глубоко задумался, будто бы сомневаясь.
Ой, артист…
Нет, бабуля всегда говорила, Оскар надо давать бабкам с рынка — вот эти тебе и ревматизм разыграют, и по-матерински тебя облобызают во все щеки, и все ради того, чтобы тебя ободрать как липку.
— Половина без полтины, — драматично простонал Рост, всем видом показывая, что его сейчас точно хватит удар от такой щедрости.
Насколько я успела понять мудреную денежную систему Завихграда — её мне объяснял Триш по дороге на рынок, — их монетное исчисление носило трехступенчатую иерархию. Медянки — как наши копейки, были младшими в рангах монет. За пару медяков можно было купить глоток воды, за десяток — леденец на палочке, за полтину — дешевый амулетик от сглаза. Как и у нас, сотня мелких монеток составляла одну крупную. Серебрянки — были монетами постарше и подороже, самыми дорогими были именно злотые. Три злотых — величина моего штрафа — были на самом деле недельной ставкой того же Триша или слуги его уровня. На три злотых можно было купить колечко с бриллиантиком, маленьким и не зачарованным, но все-таки!
И судя по всему, прижимистый лепрекон все-таки решил сэкономить все, что только возможно, да и Рост, кажется, уже продавал ткань дешевле, чем её купил, ну, или при минимальном наваре. Оно и понятно, оставит он себе все набарыженное добро, и куда он его потом денет? Раскупят его или нет?
— Ну что ж, дитя, твой ход? — милостиво кивнул мне лепрекон, предлагая умаслить его чуть сильнее. Я подняла к небу ладошки, показывая, что сдаюсь, и на такие безумства мы не способны.
— Ну что ж, тогда я все-таки выберу своих проверенных продавцов, — лепрекон развел руками, — напомни мне, дитя, где вы остановились?
Такой пинок обрадовавшемуся Росту — если что, он сейчас уже цену не задерет, ведь гипотетически я буду все еще на уме у лепрекона.
— У ворот площади, господин, — вздохнула я скорбно, развернулась и шагнула обратно — за поворот торгового ряда, к притаившемуся там Тришу. Лотки стояли плотно. Один к другому. Выглядеть меня Рост попросту не мог, разве что вышел бы из-за своего прилавка, а если его на рынке не любили — так и помогать ему никто не станет.
Бабуля говорила, что конкуренция конкуренцией, но рыночное братство совершенно не любит выскочек и мерзавцев, норовящих ходить по чужим головам.
Мы прошли пятнадцать шагов и остановились у неожиданно пустого прилавка. Здесь еще полчаса назад сидел и вырезал деревянные ветряки длинный коренастый мужичок. Ветряки разлетались со скоростью света — у его прилавка торчала целая толпа детишек с разинутыми ртами.
По всей видимости, у мужичка кончились заготовки — его приметную спину в ярко-малиновой рубахе я увидела впереди, он шагал к воротам.
Везет же некоторым! А я даже не начинала зарабатывать. Так только — мечтаю…
— Вы чрезвычайно ловко врете, госпожа ведьма, — насмешливо кашлянул над моим ухом господин Эрнст, когда я обернулась назад, чтобы выглянуть собственно его — лепрекона, закончившего свои дела и готового к тому, чтобы его окучила уже я.
— Спасибо за комплимент, — я зарделась как маковая роза, разворачиваясь к своему собеседнику, — вам понравилось?
— Понравилось ли мне, как мы с вами обули этого маленького засранца? — в темных глазах господина Эрнста заискрилось удовольствие. — Да, госпожа ведьма, премного благодарен вам за эту восхитительную возможность. Только будьте осторожны впредь — на этом рынке есть слабые ведьмы, и они ваш приметный браслетик увидят и поймут, кто перед ними. Роста не любят, но за обман кого другого — могут и побить.
— Спасибо, господин, — я очаровательно улыбнулась и подумала, что я в принципе на этот рынок с блокиратором на запястье приходить не хочу.
— Ну, бросьте эти реверансы, госпожа ведьма, — покачал головой лепрекон, — вы уже мне нравитесь, вы уже мне помогли. Я вас внимательно слушаю.
Ох, мой звездный час. Неужели ты пришел?
14. Глава о совершенно несносных вампирах, которые не поддаются никакой дрессировке
Вопреки моим ожиданиям, для господина Эрнста “пуговичный вопрос” не был столь ничтожным, как мне казалось.
Он был знаком с бывшими хозяйками дома ди Бухе — причем, похоже, со всеми тремя по очереди, и узнав, что я венчаю этот список, окинул меня взглядом, цыкнул, и даже пробормотал: “Может, и сработает…”
Что сработает? Каким именно образом — я не поняла, а вредный лепрекон от дальнейших комментариев воздержался, предложив мне перейти от слов к делу, то есть представить уже товар лицом.
Пуговицы я из сумки выгребала кулечками.
Самые простенькие, скромные, блеклые и одиночные я загодя выбрала и завернула в упертый из-под носа у Триша кусок пергамента.
Разумеется, дворецкий все выдал бы мне и так, но стащить было интереснее. Тем более мы с Вафлей провернули целую операцию — пока она тащила со стола ложку — я стащила кусок пергамента.
Пуговицы поинтереснее — серебристые, с гербами и камушками, да еще не единичные, я выбрала отдельно, приложив к открученным от тех выпендрежных плесневелых камзолов, здраво рассудив, что за благолепие обычно платят лучше. А еще я натерла всю эту красоту до блеска, чтоб глазки потенциального потребителя смотрели и радовались.