Дом железных воронов
Шрифт:
Но появляется идея получше. Та, которая успокаивает мой пульс. Я напишу письмо и попрошу Флору передать его Бронвен.
Написав записку с вопросом, откуда она знает мою маму и чего хочет от меня, я целую маму в озябшую щеку, натягиваю шерстяное одеяло на ее веснушчатые плечи и оставляю любоваться закатом.
Я прихожу на работу пораньше и предлагаю Флоре
Я жду, пока мы закончим с третьей спальней, прежде чем спросить:
– Флора, ты знаешь женщину по имени Бронвен?
Она шипит, как будто я плеснула ей на кожу горячим маслом.
– Ты знаешь ее.
Ее карие глаза устремляются к открытому дверному проему.
– Нет.
– Тогда почему ты шипела?
Флора сосредоточенно взбивает набитые пухом подушки.
Я сую руку в карман за запиской, но вместо нее достаю медяк:
– Я просто хочу знать, кто она такая. Вот и все.
Флора бросает взгляд на мое подношение, затем отворачивается, ее натруженные пальцы сворачивают грязное постельное белье.
– Все, что здесь сказано, останется в этих стенах. Я клянусь в этом своей смертной жизнью.
Она снова смотрит на мою монету. Я достаю второй медяк. Ее глаза жадно блестят, и она кивает на свою юбку. Мое сердце колотится, когда я опускаю оба в ее карман.
– Я не ‘оворила о ней, если меня спросят, слышишь меня, полукрохвка?
– Я слышу.
Она смотрит на открытую дверь, потом снова на меня, говорит вполголоса:
– Как я уже ‘оворила, я сама ее ни знаи. – Из-за ее сильного ракоччинского акцента мне приходится сосредоточить все внимание на ее шевелящихся губах, чтобы разобрать слова. – Но я знаи о ней. ‘оворят, что она прорицатель.
– Прорицатель? Она может предсказывать будущее?
– Ш-ш-ш. – Обычно румяное лицо Флоры сейчас такое же бледное, как простыни, которые она прижимает к своей пышной груди.
– Прости, – бормочу я.
– Ее слепахта дает ей схвет.
Итак, я не просто вообразила странный блеск ее глаз…
– Ее предсказания сбывались?
То немногое, что осталось от румянца на щеках Флоры, исчезает.
– Она предсказала, что крошка моей дхвоиродной сестры утонет в ночь на Йоль. Мы хвсе по очереди наблидали за ним, боясь, что он прохвалится под лед в канале. За дхве минуты до полуночи мы празднохвали ее ошибку, ‘огда обнаружили, что он плахвает лицом хвниз в хванне, кахторуи его братья и сестры забыли слить.
– О боги, мне так жаль, Флора.
– Если хвы спросите меня, она злая. – Ее лицо искажается горечью. – Держись ахт нее подальше, Фэйллон.
Флора неуклюже выходит, прежде чем я успеваю передать ей свою записку. Спускаясь обратно в столовую, я снова и снова прокручиваю в голове все, что узнала.
Я спотыкаюсь. Крепко сжимаю поручень, мое сердце бьется не в такт. Как Бронвен может наблюдать, если она слепа?
Она наблюдает за моим будущим? Это то, что мама имеет в виду? Откуда женщина, которая родила меня, знает о ясновидящей Бронвен?
Настроение портится из-за того, что у меня становится больше вопросов, чем ответов.
Глава 6
Я украдкой бросаю еще один взгляд в маленькое окно таверны. Хотя стекла не помешало бы немного почистить, а луна скрыта вуалью, я могу разглядеть ракоччинский берег.
Пустынный берег.
Ножки стула скрипят по дереву, и шипение исходит от фейри, которому я подаю вино – или, скорее, на него.
– О боги. Мне так жаль, синьор Романо.
Пожилой фейри достаточно хорошо воспитан, чтобы не кричать на меня и не требовать бесплатный кувшин вина за мою небрежность. С другой стороны, он приходит каждый вечер два столетия подряд, со дня открытия таверны, так что он знает, что я не всегда такая неуклюжая.
– Все в порядке, Фэллон. Ничего страшного не произошло. – Пока я убираю беспорядок, он улыбается. – На твоем месте я бы тоже отвлекся.
Я выпрямляюсь, тело деревенеет.
– Вы… бы?
Слышал ли он наш с Флорой разговор? В конце концов, он фейри, и он уже сидел тут, когда я спустилась в зал.
Улыбка оттеняет его теплые янтарные глаза.
– Я не сомневаюсь, что ты получишь ленту.
Я моргаю.
– А… ленту?
На его лбу собираются морщинки, как вода от кильватерного следа корабля [17] .
17
Кильватерный след – полоса воды, остающаяся за кормой идущего судна.
– Ой. Верно. Ленты. – Я хлопаю себя по лбу, притворяясь, что только что сообразила, о чем он говорит, хотя у меня нет ни малейшего представления, почему я должна беспокоиться о кусочках шелка.
Мой поступок, должно быть, убедителен, потому что он заговорщически подмигивает.
Я бегу обратно к бару и подкрадываюсь поближе к Сибилле, пока ополаскиваю испачканную вином тряпку.
– Сиб, ты знаешь что-нибудь о лентах?
Она перестает наливать воду в графины и поднимает бровь так высоко, что она почти касается линии роста волос.
– Как ты можешь не знать о них?
– Эм… – Я пожимаю плечами. – В последнее время о другом думала.
– Ты не говорила. – На ее губах появляется ухмылка, и я уверена, она считает, что думала я о Данте и снова о Данте.
Она прислоняется бедром к деревянному прилавку, который держит в безупречной чистоте, даже несмотря на то, что посетителям его не видно. Как и ее отец, Сибилла помешана на аккуратности. Феб часто шутит, что это болезнь, но я думаю, что он втайне завидует, потому что сам он большой неряха. Он разбрасывает вещи повсюду, у него дома царит абсолютный хаос.