Дом. Рассказы
Шрифт:
Он открыл глаза. В нескольких шагах от места, где в пыли просёлочной дороги лежал доктор, полыхала его искорёженная ударом о придорожную сосну машина.
– Лена, – вдруг вспомнил он. – Лена! – Закричал Михаил Иванович, с трудом поднимаясь на ноги. Он вспомнил, как в последний момент распахнул дверь, что, видимо, его и спасло. Но медсестра.
Доктор бросился к машине. Жар нестерпимо дохнул в его лицо, но он успел рассмотреть, что салон пуст. Нигде вокруг её тоже не было видно. Значит, она жива, просто испугалась и убежала, подумал Главный с облегчением.
Только
Может вовсе и не то место, подумал Михаил Иванович, оглядываясь. Кому расскажешь, в собственную больницу упекут.
11.
Она стояла посреди дворцовой площади, подставив лицо нежным ладоням лёгкого ветерка. Её огненные волосы искрились на солнце мириадами крошечных фейерверков. Словно вырезанные античным мастером из мрамора руки скрещены на груди. И этот вечно насмешливый взгляд зелёных кошачьих глаз.
Великий Маг потерял дар речи. Он готов был не поверить своим глазам, хотя знал, что его глаза не могут лгать.
– Победы, как и любви, заслуживает только сильный, – улыбнулась она.
– Но, ведь ты… ведь я тебя.., – Маг никак не мог произнести роковое слово.
– Ты разрушил заклятье! Ты сильный, сильнее меня! – Громко произнесла она, и слова, эхом отражаясь от стен, проникли в самые потаённые уголки Замка. – Только такого человека может любить ведьма!
– Но ведь я тебя… убил! – Выговорил Маг, и сам испугался своих слов.
Она звонко рассмеялась.
– Ты просто забыл, что я бессмертна, как и ты, любимый!
Барам Гунди
Вагоны перестали медленно толкаться на стрелках, перестук колёс превратился из хаотичного в мерный и оттого усыпляющий. Люди, наконец, перестали бродить по узкому проходу между полками плацкарта, и, казалось, улеглись-таки почивать. И лишь одинокая сонная мама продолжала, сама засыпая, пытаться уложить спать и своего сына, впервые ехавшего на поезде в неведомые дотоле дали, и от того не желавшего пропустить и секунды путешествия.
– Ложись и спи, Митя, – сквозь собственный сон повторяла и повторяла она, – а то придёт злой волшебник Барагун, и заберёт тебя в свою пещеру.
От этих слов глаза мальчика лишь больше загорались любопытством.
– А где его пещера, мама?
Надо отдать должное маме Мити, её терпение казалось безграничным, как и полагается быть у тех, чьим теплом мы согреты от рождения.
– Вот приедем, и я покажу тебе гору, в которой скрывается та пещера, – пообещала мама , – а теперь ложись и спи, сынок, – попросила она, и тут же сама крепко уснула.
Митя это понял, и будить маму больше не стал. Его почти гипнотизировали пролетающие мимо огни станций и переездов, и загадочный мрак отдающего колёсным стуком остального ночного пространства.
Он уже вот-вот и сам задремал, когда услышал в коридоре (если так можно назвать узкое пространство между нарами плацкартного вагона) шаркающие шаги, будто кто-то шёл на лыжах по грубому полу.
Митя до сих пор готов поклясться, что первым в проёме полок показался огромный нос и куцая борода под ним. И только потом рядом с ним, мамой и ещё всеми остальными спящими появился их владелец – невысокий старик с лицом тёмным не то от копоти, не то от природы, россыпью морщин и белозубой улыбкой, которая вовсе не вязалась к остальному его облику.
– Это восьмой вагон? – спросил Митю старик, и в его голосе читалась такая усталость, словно он прошёл уже тысячу вагонов, но так и не смог найти нужного.
– Ага, – ответил мальчик, невольно отодвигаясь к окну. Он немного испугался, хотя ничего угрожающего в старичке не обнаруживалось, да и мама была рядом.
– Ну и славно, – неожиданно бодро согласился странный гость, и уселся рядом с мальчиком на полке.
Вот в такой диспозиции они и провели последующие минуты три. Мальчик ждал, что, наконец, проснется мама и разъяснит старику доступными словами то, что тот ошибся местом. А чего ждал сам старик, он и сам не знал пока.
Колёса поезда стучали на стыках, кто-то похрапывал, кто-то что-то бормотал, но никто не просыпался, даже мама. И вдруг у мальчика исчез страх. Совсем исчез. И он запросто, словно соседа по парте… нет, словно молодого нового учителя спросил прямо:
– Так ты и есть злой волшебник Барагун? – и рассмеялся.
Смех оказался сначала смелым и весёлым. Затем он перешёл на неуверенный и удивлённый. А закончился всхлипом, за которым должны были последовать слёзы, но от чего-то не последовали.
Самым странным было то, что никто так и не проснулся – даже мама, или проводники. Тусклый свет, как и прежде, горел, люди во сне, как и прежде, сопели и храпели, огни за окном мелькали, но никто не смог бы прийти на помощь Мите – это он теперь понял.
– Во-первых, – неожиданно ворчливым голосом ответил старик, – меня зовут Барам Гунди – чёрный маг! И это коротко, без положенных наследственных имён, титулов и прочей шелухи.
Ещё пару минут назад мальчик бы, как минимум, испугался, но вот теперь он даже не удивился подобному заявлению старика.
– Вы хотите сделать нам с мамой зло?
– С чего ты это взял? – маг привычно постарался выглядеть удивлённым, в тысячный раз, отвечая на подобный вопрос. – Я же не маньяк, а маг!
– Но ты же Чёрный Маг! – не унимался малыш.
Старик улыбнулся, потом вдруг сложил губы трубочкой и выпустил из образовавшегося отверстия маленький язычок слабого жёлтого пламени, словно подтверждая мнение мальчишки о себе.
– Чёрный не значит злой, – без всякого выражения произнёс Барам Гунди, – Да будет тебе известно, мой мальчик, что зло вообще не имеет цвета! Вернее, оно имеет разные цвета. Зло может становиться красным, как кровь, может претвориться белым, как ледяная смерть, может стать синем, как небо, убивающее высотой, или чёрным, как уголь, убивающий шахтёров. Зло, как хамелеон, подстраивается к цвету ауры людских душ… Но, для тебя это пока сложно понять. – Мите показалось, что теперь замерли даже колёса вагона, колотившие на стыках.