Домик номер шестнадцать
Шрифт:
Нервное движение рукой, горловина душила, не давала вздохнуть, перед глазами плясали тёмные точки, тоже хаку, били себя по груди и бёдрам, выкрикивали призывы взять спятившую блондинку, прижать, вдавить в себя, ворваться, пока не сошёл с ума вместе с ней, не окунулся в чад безумия.
Движение бедром. Кружево, облепившее ягодицы покачнулось, открывая и тут же пряча желанную ложбинку, и скрылось под тёмной тканью строгой юбки, мелькнули светлые волосы в дверях и Михаил уставился в пустоту.
Что это было? Что. Это. Было?
Догнать! Мелькнула мысль. Альбина не могла убежать далеко, длинный коридор офисного центра, только в самом торце лифты. Здания центра города не предназначены для клеток современных офисов, тысячи клерков не вписываются в стилистику, атмосферу старого города, в планы зданий, но мегаполис берёт своё, навязывает свой ритм и планировку.
Михаил вылетел из кабинета, на ходу хватая пуховик, устремился к выходу, игнорируя поднятые брови Ольги Алексеевны. В приступе хорошего настроения, после обеда Михаил пригласил её на ужин. Согласилась, для вида немного ломаясь, благо сын-подросток давал матери свободу действий, не нужно было в садик или делать уроки до ночи.
Как пригласил, так и отменил. Прямо сейчас Михаил хотел женщину, вполне определённую, и на замену был не согласен. Он не терпел замен, суррогатов, подделок, какими бы качественными они не были. Ольга не тянула на копию Альбины, при всей ухоженности, податливости и наигранной благодарности, она не смогла бы заменить сейчас Альбину, как в своё время не заменила Михаилу Софу.
Ольга была хорошей женщиной, по гамбургскому счёту одинокой, стремящейся к постоянству, знающей себе цену, при этом нервно прислушивающейся к биологическим часам. Тридцать шесть лет, неудачное замужество, одиночество.
Сейчас же Михаилу требовался сгусток сумасбродства, искры страсти, вспышки безумства, он, как вампир, жаждущий крови, хотел напитаться сумасшедшей энергией безумной танцовщицы хаку. Потом… Потом она выведет его из себя, скорей всего, ещё до того, как стихнут последние спазмы оргазма, потом он уйдёт, так же стремительно, как сейчас бежал по узкому, окрашенному в благородный зелёный, коридору. Или она уйдёт, оставив его смеяться, восторгаться, злиться.
Он видел светлый локон, мелькнувший в лифте, и красный объёмный шарф поверх тонкой шеи. Не успел, рванул по лестнице, но и потом не успел. Вглядывался в прохожих, выскочив из благоустроенного двора-колодца, пробежав мимо припаркованных автомобилей, большого клёна, огороженного современными скамейками, летом здесь собирается молодёжь – «веранда» модного анти-кафе, – мимо вывесок арт-лавочек и приветливо светящихся окон паба с отличным ирландским пивом.
Не увидел… Что на ней было, кажется, длинный пуховик? Серый или чёрный. И ярко красный шарф. Альбина не могла просто смешаться с толпой, так всегда казалось Михаилу. Её всегда было видно, где бы она ни находилась, чем бы ни занималась, если в радиусе нескольких километров был Михаил – он видел её, ощущал седьмым, восьмым, девятым чувством. А питерская ночь, яркая новогодняя иллюминация, толпа спешащих домой и по делам граждан скрыла её. Альбина Иванова смешалась с толпой, слилась с ней, исчезла в просторах сырости.
Из арки офисного центра выехал автомобиль, Фольксваген Тигуан, алый, в старом корпусе, пятилетний, как минимум, Михаил пропустил машину, проводил взглядом, как лихо водитель вписался в плотный поток, и только потом бросил взгляд в салон. Светлые волосы наспех криво собранные большими деревянными шпильками, крест-накрест, как пиратские сабли. Чёрный блейзер и жемчужные пуговицы на полупрозрачном шифоне блузы.
Как ему не пришло в голову, что Альбина приехала на машине, он ведь знал, что она передвигается по городу на бюджетном кроссовере, что собирается поменять его в ближайшие два-три года, что довольна своим Тигуаном и собирается взять точно такой же. Знал. Альбина Иванова лишала его способности мыслить.
Что ж, Михаил знал, где проживает блондинка, никогда в жизни не собирался приходить к ней, но адрес был ему знаком. Один раз он даже видел металлическую входную дверь, встречал в Пулково тогда ещё будущую жену брата, заходить не стал, поставил чемодан у открытой двери и распрощался. Отметил только мелькнувшую просторную прихожую, не новые обои и проход в коридор, ведущий, по всей видимости, в комнаты.
Михаил был твёрдо намерен провести эту ночь с Альбиной, желание всё ещё билось в висках и паху. Ни быстрый бег, ни пронизывающий ветер с дождём, вперемежку с сырым снегом, не остудили Михаила. Эта одержимость пугала, Михаил никогда не был одержимым. Ни женщины, ни идеи никогда не интересовали его настолько, чтобы потерять ориентиры, оставаясь один на один с единственной мыслью – взять, сделать. Эта мысль пугала, одновременно восхищая Михаила, он наслаждался ею так же, как всегда наслаждался близостью с Альбиной. Её криками, стонами, открытостью, страстью.
Ленд Крузер моргнул фарами, распахнул огромный салон, заурчал мотором, выныривая из длинной, тёмно-бордовой арки, и направился в сторону знакомого адреса. Какие-то два квартала к дому Альбины Михаил преодолевал не меньше часа, собирая все светофоры в плотном вечернем трафике. Пешком он бы преодолел это же расстояние за десять минут, но он плёлся и чертыхался на дорожные работы, нелепо ведущиеся среди зимы, Питерской, но зимы. На пробки, пешеходов, гуськом переходящих дорогу по нерегулируемому пешеходному переходу нескончаемым потоком, автомобилистов, высунувших нос в такое время, будто сам не сидел за рулём, когда можно пройти два квартала.
Двор дома, где жила Альбина, конечно же, был закрыт, старые, дореволюционные ворота навесили на современные приводы, за ними жильцы прятали парковочные места и относительный покой.
Постояв какое-то время у арки, нагло перекрыв её, больше некуда было приткнуться, Михаил, наконец, дождался какого-то мужика на Ладе Ларгус, выскочившего из машины в поисках виновного или его телефона, чаще всего оставляемого у лобового стекла на панели авто. Извинившись, Михаил попросил впустить его. Предельно вежливо, даже сказал, в какую квартиру приехал.
В небольших питерских дворах люди, как правило, живут поколениями. От бабушек, прабабушек до младенцев. Все знали друг друга, если не по именам, то в лицо. Законы мегаполиса обогнули питерские дворы-колодцы, время тягучей волной обходило светящиеся окна пошарпанных жёлтых домов. Мужик окинул взглядом Михаила, прикидывая что-то в уме, потом пропустил его во двор, ткнув рукой в свободное место, со словами, что хозяин сейчас в Москве, так что до утра можно оставить машину смело, а утром, если что, брелок от ворот есть в парикмахерской.