Доминика
Шрифт:
Мама согласилась. Мы с ней вместе позавтракали, и я заглянула к отцу в комнату. Он лежал под одеялом и спал. И запах стоял какой-то нехороший в комнате. Странно. Подошла, поцеловала в лоб – температуры нет.
– Я тебя люблю, папа. Выздоравливай. Я скоро приду.
В школе все как всегда – уроки, перемены. После шестого урока позвонил папа, сказал, что меня заберёт дядя Миша.
И вот я снова стою у забора. Жду. Вижу: идёт вчерашний парень, один.
«И откуда этот он взялся тут снова?»
Поворачиваю
– Привет.
Я не отвечаю, с незнакомцами не разговариваю.
– Привет, Кареглазка! Что притихла?
– Я тебе не Кареглазка. У меня имя есть.
– И как тебя зовут?
– Тебя это не касается.
– Я хочу с тобой познакомиться.
«Ни фига себе заява! Ты смотри, какой шустрый, вдобавок к наглости».
– А я не хочу.
– Почему?
– Я с незнакомыми не разговариваю.
– Ну я тебе и предлагаю познакомиться.
Блин. Вот дура. Один – ноль в его пользу.
– Ну так как –красавицу Кареглазку зовут? – молчу, а он продолжает: – Меня зовут Максимилиан, а тебя? – и протягивает мне руку для знакомства.
Воспитание не позволяет проигнорировать его жест, и я подаю свою навстречу.
«Красавица», «Максимилиан»… блин, а этот парень умеет убеждать.
– Доминика.
– Чудесное имя, редкое.
Хочу сказать, что у него тоже, но сдерживаюсь. А какие у него глаза пронзительные, голубые. А нос? Нос – как я люблю! Ровный и прямой! А еще у него на руках часы! Часы! Обожаю парней с часами. Не знаю почему, но это так. В общем, подходит мне по всем пунктам
«Ууууииии!» – внутри меня все ликует!
Такой парень обратил на меня внимание! Но и это тоже не могу озвучить, поэтому выдаю дежурное «спасибо» и опять замолкаю.
– Сколько тебе лет?
– Такое, знаешь ли, не спрашивают у девушек.
– Ты тут учишься? – легко переключается он.
– Ты гений дедукции! – да, я люблю детективы и книги таких писателей, как Агата Кристи, Жорж Сименон, Джеймс Хейдли Чейз и Эрл Стэнли Гарднер. Все они стоят на полке в моей комнате. Возможно, мечта стать адвокатом как в книге – это как-то по-детски. Но мне только исполнилось четырнадцать лет, так что я имею право на такие мечты.
– Заканчиваешь?
– Почти. Десятый класс.
В этот момент подъезжает дядя Миша, и я, не прощаясь, иду в направлении машины. Внутри меня бушует буря, а снаружи я спокойная, как удав. По крайней мере, надеюсь, что так. Максимилиан явно провожает меня взглядом, я это чувствую всем телом. Сажусь в машину и оборачиваюсь – о да, это действительно так. Он смотрит. А мы отъезжаем. Жаль. Но возможно, он ещё придёт, раз сегодня явился.
– Доминика, ты не
Вообще-то рынок находится в противоположной стороне, но если очень надо, то – пожалуйста.
В итоге мы проездили больше часа: то на рынок, то к другу заехать, то в магазин купить игрушку… Я устала сидеть в машине, хотелось домой.
– Дядь Миш, а мы скоро домой?
– Да, хорошо. Сейчас только ещё в одно место заедем.
Прошло полчаса.
Захожу в квартиру, слышу плач на кухне. Влетаю туда – мама сидит и ревет. Падаю на колени перед ней.
– Мама? Мама! Что случилось? Почему ты плачешь?! Мама?!
А она смотрит на меня заплаканными глазами и ничего не может сказать. Открывает рот и только выдаёт нечленораздельные звуки. Я тоже реву. Это невыносимо – видеть маму в слезах.
– Мама, пожалуйста, скажи, что случилось? Что у тебя болит? Папа? Что-то с папой? Папа! – зову его, но в ответ тишина. Бегу в их спальню – там никого. Только вещи разбросаны.
– Мама, ну пожалуйста, пожалуйста, скажи, что случилось.
– Он ушёл, – говорит мама, немного успокоившись.
Кто ушёл, куда ушёл? О чем она? В моих глазах недоумение – и она пояснять:
– Твой папа ушёл от нас, Доминика, – всхлип, – ушел к другой женщине, – опять всхлип, – к своей первой любви, – и снова слезы.
Что? Как?! Нет!
– К какой первой любви, мама?! Разве он не тебя любит?
Мама начинает ещё сильнее плакать. Ничего не понимаю. Ведь это мама первая папина любовь., и они поженились сразу после института! Я все так же сижу на корточках у маминых ног, не до конца осознавая, что происходит в нашей семье.
Проходит около часа. Мама немного успокоилась. Встаю с колен еле-еле: ноги затекли. Хочу налить маме и себе чай. Присаживаюсь рядом с ней за стол.
– Она вернулась недавно, – начинает рассказывать мама, – из Москвы, куда уезжала с мужем. Теперь она в разводе. Все такая же красивая… Он не смог уже без нее, зная, что она тут, рядом и свободна, и все еще любит его, оказывается. И папа ушёл к ней. К своей Доминике.
И тут меня словно бьёт током. Доминике? Доминике?!
– Меня назвали в ее честь? – как же противно становится на душе.
– Теперь, думаю, да. Тебе дал имя папа. Не просто же так. Доминика, – с какой-то долей ненависти, брезгливости и отвращения сказала мама, при этом глядя на меня.
Это больно. Это очень больно. Меня будто ударили в грудь. Не могу вдохнуть. Просто не могу. Воздух закончился. Слезы застилают глаза. Образ мамы становится нечетким. Все размыто. Я падаю со стула. Но мне больно не от падения, а от маминого взгляда, от ее голоса. Ощущение – словно огонь сжигает меня изнутри. Живот скручивает в узел. Руки и ноги немеют.