Доминион
Шрифт:
В глазах женщины вспыхнул ужас. Она закричала, но сквозь кляп пробился лишь невнятный шепот. Спина ее выгнулась — пленница пыталась скатиться с кровавой пентаграммы. Конечно, это было бесполезно, колдун позаботился о том, чтобы жертва не покинула круг, пока он сам не вынесет из него ее пустую оболочку.
Чародей молитвенно вскинул руки, внятно и тщательно выговаривая слова заклятия.
Огоньки полыхнули и почти погасли, черный ветер гулял вокруг сальных свечей. Воздух наполнился едким запахом серы, тошнотворно-сладким и навязчивым. Он обжигал горло, и Кантору стало трудно произносить слова.
Колдун опустился на колени, страшась упустить хоть слог, откинул голову и процедил сквозь зубы закрепляющую фразу. Его раскинутые руки окружило темное сияние — это черный ветер сочился из жил и пятнал кожу.
Затем свечи погасли.
Он остановился на полуслове, сердце неистово колотилось в груди.
Ты посмел, смертный?
Маг не знал, прозвучал ли вопрос лишь в его воображении или в комнате рядом с ним.
Какая следующая строка заклинания? Не эта ли? Разум его был пуст. Нет, не пуст — наполнен страхом. Он должен перешагнуть страх, должен отыскать слова, которые так долго запоминал, но ничего, кроме мрака, не было. Чернота.
В ужасе смотрел чародей, как появляется перед ним демон, как лепится из ничего форма и плоть. Никогда он не видел подобного: серебряные рога, один целый, один сломанный, так что остался лишь тупой пенек, кожа — как каменная стена за спиной существа, плесень и гниль вокруг пустых глаз, зубы, точно надгробные плиты, щербатые и расколотые, и дыхание, отдающее серой.
Демон потянулся к человеку, но не смог преодолеть барьер серебряной нити. Тяга сбежать стала почти непреодолимой. Почти.
Кантор зажмурился, но перед мысленным взором по-прежнему пылал неизгладимый образ.
Он облизнул губы.
Следующее слово…
Следующее…
Последнее:
— Кадавр!
Слово упало с языка, точно капля яда. Триумфальная ухмылка исказила лицо некроманта.
Он открыл глаза.
Полуматериализовавшийся демон ухмылялся еще шире.
Теперь ты помечен, чародей. Ты осведомлен об этом, не так ли? Твоя душа помечена, и клеймо не сотрется. Ты мой, мое орудие.
— Верно и обратное, демон, — и ты мой. Таков договор связи, правильно? — Кантора трясло от прилива адреналина. Он ощущал на языке привкус силы. Энергия текла через него, и поэтому он жил.
Пока я не разорву связь, да. А потом я поем, хотя на твоих костях слишком мало мяса для сытного блюда. Но твоя душа, твоя душа жирная и порочная, а это так вкусно.
— Ты поешь, дух ветров, я позабочусь об этом. Бери ее — бери не тело, а душу. Ее нежное мясо ты отведаешь в другой раз.
И демон вырвал душу женщины из ее плоти, вырвал и проглотил, хотя жертва кричала, умоляла, рыдала, пока не замерла, безмолвная, безжизненная, в центре пентаграммы.
Я вернусь за мясом, чародей, — пообещал демон.
По подбородку его струйкой бежали остатки души. Существо дочиста облизало когти и, причмокнув, сглотнуло слюну.
Невин Кантор инстинктивно сделал шаг вперед. Взгляд ненаевшегося демона тут же метнулся к серебряной нити. Кантор резко отшатнулся — пальцы его ноги только что едва не заступили за защитный круг.
Ах-х-х, это ведь так просто, чародей.
— Не совсем. Женщина исчезла, да?
Ни следа ее сущности не осталось в бренной оболочке.
— Хорошо, тогда твоя работа здесь окончена, дух ветров, убирайся! — Колдун хлопнул в ладоши и остался один на один с трупом, лишь серная вонь по-прежнему висела в воздухе.
Теперь требовалось действовать быстро, связав пустой сосуд с собой, чтобы он избежал тления и распада, уже угнездившихся в теле после изгнания бессмертной души.
Вскоре у Кантора будет куда сбежать, если планы его хозяина провалятся.
Глава 17
Покажись, ваше мертвейшество
Столица Империи, Альтдорф
Рождение нового года
Волк вошел в столицу в сумерках. Йерек двигался по темным улицам бесшумно, с грацией хищника. Много времени прошло с тех пор, как он в последний раз гулял среди живых — человеком. Да, очень много — целая жизнь.
Горожане теперь стали осторожными, они то и дело озирались, бросая через плечо подозрительные взгляды, перебегая от тени к еще более глубокой тени, от двери до двери, ожидая, что когти и зубы смерти в любой момент вопьются в них, утащат и раздерут их плоть. Этот новый мир создала война фон Карштайна.
Люди понятия не имели о том, что Волк способен влезть в человеческую шкуру, что монстр может ходить среди них незамеченным, выглядя для всех и каждого точно таким же, как и любой горожанин. Волк не получал удовольствия от обмана.
Йерек толкнул дверь «Горбатой карги» и вошел в пивную.
Никто не оглянулся. Никто не крикнул: «Злодей!»
Облизнув губы, Волк подозвал служанку и заказал пинту пива.
Он вручил девушке потертый шиллинг и присел у огня, привлеченный теплом.
Йерек не знал, откуда начать. По справедливости, после сокрушительного провала Питера в Нулне, ему следовало вернуться в Дракенхоф. Он этого не сделал. Он пришел в Альтдорф, город шпилей, в поисках перстня фон Карштайна. Мысль о кольце превратилась в одержимость, в болезнь. Волк полагал, что если он может найти потерянное, то на это способен и любой другой, а этого он позволить не мог. Значит, именно он обязан отыскать кольцо и уничтожить его.
Только это оказалось не так-то просто.
Последний огонек человечности в Волке мог и хотел вдребезги разбить обещание господства, таящееся в перстне, но слабое мерцание этой искры — ничто против голода проклятого зверя в нем. Зверь жаждет владычества. Слово «наследство» глодало Йерека изнутри, распаляло его, подобно лютому голоду. Он желал избавить мир от кольца — и все же стремился завладеть им.
Каждый день зверь становился сильнее, требуя своего права на вечность.
Скоро он уже не сможет отвергать тварь, и тогда Йерек будет проклят навсегда.