Домовёнок Кузька и враг-невидимка
Шрифт:
— Так, по-хорошему, знать, не понимают, — с сожалением проговорил Кузька, — а по-плохому ты хорошо их пугал? Страшно?
— Так страшно, что сам испугался, — отвечает мишка, — а они будто и не слышат. Так обидно!
— Это потому, что их много, а ты один, — уверенно заявил домовенок, — а вот если нам шум поднять еще шумнее их шума, то, может, они и сробеют. Эй, сороки! Хватит без толку стрекотать. Быстро созывайте всех лесных жителей на помощь. Да зовите тех, что поголосистее. Лосей, филинов, ворон, кабанов. Ежиков тоже можно звать. Они очень хорошо
— А чего лететь-то? Все и так уже давно тут. Ждут, кто кого победит — Яга недругов, или недруги Ягу.
Присмотрелся Кузька повнимательнее, а и правда. Из-под каждого кустика-листика глаза любопытные смотрят.
— Ну чего тогда ждете? Собрались быстро вокруг избушки и давай кричать кто во что горазд! Да, еще прыгайте, хлопайте крыльями и кто чем может по деревьям стучите.
Окружили лесные жители избушку и по Кузькиному сигналу давай стучать, хлопать, реветь, прыгать! Даже Дом Для Хорошего Настроения из зарослей выбрался. Прыгает и ухает, прыгает и ухает. Здорово получилось! От неожиданности Плохой Дом даже присел и попытался куриными ногами крышу прикрыть.
Скоро уставать начали.
— Тихо! — командует Кузька. — А то не слышно, испугались недруги или нет.
В таком шуме домовенка никто, конечно, не услышал, но зато все увидели, как он взмахнул лапкой, замолчали и стали прислушиваться, испугались ли недруги.
Недруги не испугались.
— Давайте еще пошумим, — отважно пискнул мышонок, сидящий у самых ног домовенка.
— Нет. Шума они, значит, не боятся, — вздохнул Кузька, — надо подумать.
И стал думать, как он всегда думал: почесал лапками в шевелюре, поковырял в носу, пожмурил глаза и стал смотреть вдаль с умным видом. Но недруги продолжали кричать, ругаться и бумкать.
— Вот невоспитанные, — рассердился Кузька, — совсем думать не дают. Нет, я сейчас пойду в дом и прямо им скажу, что они ведут себя нехорошо. Пусть хоть на минутку замолчат, или я за себя не ручаюсь!
Осерчал домовенок. А когда он серчал, то уже никого не боялся. Забежал на крыльцо, открыл дверь и исчез внутри.
В избушке Яги была полная разруха. Хотя разруха в этом доме была всегда. Дом для этого и был предназначен, чтобы, когда плохое настроение, — все рушить, ломать и на пол кидать. Только ломать и кидать в этот раз было некому. Потому что в избушке не было ни единой живой души. Только в углу стоял чудесный ящичек и показывал, как маленькие, но страшные человечки между собой сражаются и ругаются.
Выключать телевизор Кузька еще в городе научился, поэтому ужасный шум стих сразу. А вот Бабу Ягу домовенок искал долго. Кто же знал, что она со страху в чугунок уместится? Из чугунка вынимал он ее еще дольше. Сначала Яга сама упорствовала, никак не верила, что страдания ее закончились, потом просто вылезти не могла — она же не в цирке работает, быстро складываться и раскладываться не умеет.
Чтобы старушка постоянно не лишалась чувств при виде телевизора, домовенок накрыл его тряпкой. Только после этого Баба Яга перестала икать и жалобно сказала:
— У меня голова болит и шея затекла.
После этих слов другие слова посыпались из нее как горох из рваного мешка. Рассказала Яга, что как только поставила она чудесный ящичек в угол, он и начал страшных человечков показывать, которые уже два дня кричат и бухают. Сначала интересно было, а потом голова разболелась и в глазах мушки летать стали.
— Я ему говорю: «Выключайся давай, паршивец этакий», а он только пуще орет, — жалуется Яга.
— А чего ты в чугунок залезла? — не понимает домовенок, — ты же знаешь, что человечки из ящичка выбраться не могут.
— Это тебе так кажется, — с оглядкой зашептала Баба Яга, — а вот как я только стала с ним отношения выяснять, как кто-то зарычит! Как завоет! Как в трубу полезет! Это они своих знакомых неприятелей на подмогу позвали, чтобы они меня с тылу взяли. Я дверь метлой приперла — и в чугунок. Так они и в окошки воронами кидались, и избушку трясли, а меня все равно не достали. Вот какая я недоступная!
Подумал немножечко домовенок и решил не говорить Яге, что это не неприятели ее трясли, а лесные звери спасти пытались. Пусть в следующий раз подумает, прежде чем чужую вещь брать.
— Спасибо тебе, что спас меня, — шмыгнула носом Баба Яга, — жаль, что ты домовенок, а не добрый молодец. А то бы я тебя за это накормила, напоила, в баньке попарила, а потом, глядишь, и съела бы.
— А я ведь к тебе за телевизором пришел, — нисколечко не испугался домовенок.
Знал он, что Яга больше хвастает, а на обед предпочитает пищу растительную — поганки да лишайники.
— Забирай, забирай, чтобы глаза мои эту гадость больше не видели, — обрадовалась Баба Яга.
— Я не гадость, — раздался вдруг тихий и приятный голос, — я прекрасное достижение науки и техники.
Тут даже Кузька испугался. Он-то знал, что телевизор сам не включается и в беседы не вступает.
— Лес-то у вас волшебный, — правильно понял его испуг чудесный ящичек, — в таком лесу даже телевизоры разговаривают.
— Ах, разговаривают? — обрадовался Кузька. — Признавайся тогда, зачем бесчинства творишь? Зачем шишигу Юльку и девочку Наташу в идолов превращаешь? Зачем Ягу старенькую пугал?
— А я виноват, что некоторые пользуются мной неправильно? Меня, между прочим, хорошие люди и великие ученые придумали. Я, между прочим, пользу приносить умею, сказки добрые знаю, про зверушек всякие передачи показываю, готовить и мастерить учу. Я знаете, как много хорошего умею делать?
— Не знаем, — признался Кузька, — а чего ты тогда Бабу Ягу криками и бумами мытарил, если ты такой хороший?