Домовушка
Шрифт:
Алена металась по кровати, взмокшая от пота, ничего не соображающая от боли. На рассвете боль стала такой сильной, что Алена, не понимая больше где она находится, и что происходит, взвыла на весь дом.
От крика дочери Фаина проснулась, села на кровати и непонимающе уставилась в окно, за которым едва брезжил рассвет.
– Приснилось что ли? – сонно проворчала она и снова легла, подложив под голову подушку.
Когда очередной душераздирающий вопль донёсся до её ушей, она подскочила и
– Что же это такое? – выдохнула она, выпучив глаза от увиденного.
Алена лежала на полу без чувств. Простыня, стянутая на пол, светлая сорочка девушки – все было в крови.
– Алёна! Алёна! – взволнованно закричала Фаина и принялась бить дочь по щекам, но та не приходила в чувство.
Тогда женщина поднялась с пола, выскочила в сени, накинула поверх ночнушки халат и со всех ног побежала в лес, к ведьме Кукулихе. На деревенского фельдшера надежды не было, слишком молод он был, а Кукулиха – лекарка проверенная, она ещё не такое на своём веку повидала, поможет.
***
Кукулиха долго возилась с Алёной, но кровотечение остановила. Потом она взглянула на Фаину, которая все это время сидела возле кровати с бледным, напряженным лицом.
– Кровь остановилась. Жить будет.
– Слава богу! – выдохнула женщина, наклонилась к дочери и поцеловала её в лоб.
Кукулиха пошла на кухню мыть руки, а Фаина в это время переменила под Аленой простыни и накрыла ее, спящую, одеялом.
– А что с ней такое случилось, Кукулиха? Что за напасть такая? – спросила женщина у старухи.
Ведьма как будто опешила от ее вопроса.
– Я думала, ты по просьбе Алены ко мне за помощью пришла, – тихо ответила она, – а ты, вон как, не ведаешь ничего про свою дочку.
Фаина вопросительно взглянула в лицо Кукулихе и нахмурилась.
– А ну, Кукулиха, рассказывай все, что знаешь об Алёнке! Иначе я тебя отсюда не выпущу!
Женщина уперла руки в бока, широко расставила ноги, давая понять собеседнице, что ей не уйти от ответа. Кукулиха тяжело опустилась на табурет и заговорила, глядя на бледное лицо Алены.
– Была она вчера у меня в лесу.
– У тебя в лесу? – удивлённо воскликнула Фаина, – Когда успела?
Кукулиха пожала плечами, и Фаина воскликнула, всплеснув руками:
– Зачем же она к тебе приходила? Уж не за приворотным ли зельем?
– За другим приходила, – ответила Кукулиха и перевела взгляд на Фаину, – за травой, которая от бремени избавляет.
– Что? От какого-такого бремени? – голос Фаины прозвучал глухо.
– На сносях она, вот что, – повторила старуха.
Она откинула одеяло и, задрав Аленину сорочку, показала Фаине округлившийся живот.
Мать замерла напротив дочери, потрогала рукой ее живот, а потом отдернула руку и стала нервно
– Убью! Убью! Дура! – яростно прошептала она.
– Она так про тебя и говорила, – кивнула головой Кукулиха, – что убьёшь, коли узнаешь. Запугала ты ее, Фаина.
– Мерзавка! Потаскуха! – выплевывала все новые и новые оскорбления разъяренная женщина.
Кукулиха встала и заковыляла к выходу.
– Пойду-ка я, теперь уж и без меня разберетесь, – сказала она.
– Стой! – строго крикнула ей вслед Фаина.
Старуха обернулась, спокойно взглянула в распухшее от ярости лицо женщины.
– Убралось бремя-то? – гораздо тише спросила она, показывая пальцем на живот Алены.
– Нет. Не вышел ребёнок.
– Как не вышел? Столько крови из нее вытекло! – возмутилась Фаина, – а он не вышел?
– Сильное дитя твоя дочь носит в своём чреве, очень оно жить хочет.
– Хочет, да перехочет! – заорала Фаина, – доделывай, Кукулиха, свою работу. Выгоняй из Аленки дитя. А коли не выгонишь, я в тебя зубами вцеплюсь и из тебя твою душонку поганую выгоню!
Старуха склонила голову набок, покачала головой.
– А хоть и выгони, попробуй! Я бы уже и рада побыстрее на тот свет сгинуть, да только никто из меня душонку-то не может выгнать.
Фаина раскрыла рот, но ничего не сказала. И вскоре опухшие губы женщины искривились в страшной гримасе, она взмахнула руками и завыла: громко, страшно, пронзительно.
– Я сама выгоню! Своими руками выгоню этого выродка!
Кукулиха покачала головой, взяла с пола свою корзинку с травами и снадобьями и вышла из дома.
***
– На вот, повяжись. Если потуже затянешь, под платьем ничего не видно будет.
Фаина положила перед дочерью широкую полосу старой замызганной ткани.
– Пока можно скрыть, будешь работать, а как пузо на лоб полезет, скажем, что захворала, отсидишься дома. Работать пойдешь сразу, как родишь.
– Мам, а с ребенком-то чего будем делать? – тихо спросила Алёна, снимая сарафан и послушно оборачивая ткань вокруг живота.
– Не знаю еще, – нехотя ответила Фаина, помогая затянуть ткань потуже, – подкинем, может, кому или в лес унесем… Не себе же его оставлять!
Алена закивала головой. Ей хотелось, чтобы мать поняла, что она теперь готова во всем ее слушаться, только бы она не гнала ее из дома. Куда ей идти?
– Мам, а рожать больно? – снова спросила Алена, заглядывая матери в глаза.
– Больно, – ответила мать, – так больно будет, что на стенку полезешь. Но тебе полезно – хоть так получишь расплату за свои грехи.