Домой хочу! Или как выжить?
Шрифт:
Дим, прижав меня к себе покрепче, сказал:
– Тебе несказанно повезло, что директриса выйдя вслед за тобой, сильно удивилась, что тебя уже не видно, пошла ко мне в кабинет, удивляясь, не бегом ли ты убежала... У меня же зажгло руку в том месте, где тату обруча, и влетает обеспокоенная Галюня... кот в стойку. А в приемной девица, что-то бормочущая, с бегающими глазками, махнул Тахирону, чтоб спеленал магически, и рванули сюда. Громодан! Девицу на прочтение, первую!
– Да, Ваше Величество!
Кот какой-то вялый, мотнул головой:
– Не, я что-то устал, Зин, пойдем домой, а?
Дома, обессиленные, уснули вместе с котом, кот давным-давно не спал у меня на животе, а тут сам подлез. Дим не стал нас будить, и я проснулась утром между двумя мужиками.
– Кот, ты чего молчишь, я уже приготовилась про тройничок услышать?
– хрипло скзала я. Горло болело, и наверняка, синячищи будут.
Стёпа как-то вяло махнул лапой. Я встревожилась:
– Э-э-э ты чего?
– полезла трогать нос, вроде холодный, - Стёп?
– Да хреновато мне, полежу вот, дедовых капель мне нацеди.
Капли не помогли, занедужил мой защитник, за весь день ничего не съел, только воду пил.
И вот тут я запаниковала... больше, чем когда стояла перед несостоявшимися насильниками. Мой единственный, противный, ехидный кот был не похож сам на себя.
Дим тут же вытащил Таши, Тахирона, Нархута - те просканировали всего кота -ничего угрожающего не нашли, какие - каналы подправили, а котка или спал или лежал, уставившись в одну точку. Я взяла его на руки и носила как грудного ребёнка, под окнами сидели котики с печальными мордашками, охранники тоже ходили смурные.
– Кот, Лучик с Любавой вот-вот придут, ты их-то не пугай!
Он приоткрыл глаз, мякнул и опять задремал. Дим аккуратно взял его у меня из рук - я же еле сдерживалась, чтобы не разреветься ... Пошла приготовить какую-то еду, даже печка умудрилась напортачить, подгорела запеканка... у меня сердце упало в пятки...
Ввалились мои счастливые взбудораженные детки с Полом, мой мальчик в момент просёк:
– Мамочка, ты почему такая?
– Кот заболел!
– мои солнышки рванули к папе, Любава, забрав кота, тут же начала гладить его, щедро поливая его зеленой своей магией.
– У него болит сердечко и ничего не хочется, он в какой-то депрессии ,---определил Лучик.
Пол опять начал зеленеть
– Деда Поля, ты не расстраивайся, мы его вылечим!
Весь вечер кота гладили, жалели, он немножко взбодрился, чуть поел, но всё равно был вялым. Опять спала с котом, всю ночь дергалась, периодически дотрагиваясь до него. Утром,
– Зин, не дергай меня, дай поспать!
Пошла в сад, начала выпалывать ненужную траву, такая работа немного успокоила, присела на стульчик под окном и задумалась, очнулась от разговора:
– Стёп, а ты свистун-врун конкретный!
– Лучик.
– Че-го?
– замедленно проговорил кот.
– Того! Помнишь, когда мне было четыре годика, ты мне сказал - Луча, мы с тобой горы свернем, я всегда буду рядом, пока не женишься?
– Я такое говорил? Ох, Луча, устал я как, что-то ничего мне не мило, ничего не хочется!
Вздох сына:
– Старый ты стал и противный! Я же вижу, что ты себя жалеешь, а как же я?
– У тебя есть столько людей вокруг, все тебя любят.
– Ты совсем дебил, да? У мамы есть папа теперь, У Любавы -Дар, даже у Антипки есть Цвета, а у меня - ты, должно же быть у меня что-то совсем-совсем мое? Когда вырасту, может, будет жена избранная, а может, и нет, я всегда, если Артёмка хвастается, говорю - А у меня есть Степка, кот говорящий. Хорошо, мамочка не слышит, как я плохие слова начну говорить - свинья ты неблагодарная и шакал паршивый! Мамочка у нас деточек заимела опять, а ты её расстроил, она, вон, еле сдерживается, не плакать чтоб. А папа сказал, что ей сейчас никак нельзя гориться, на ребеночков повлияет.
– Чё? Серьёзно? Луча, ты не врёшь?
– Луча никогда не врёт, это ты врать любитель!
– припечатал сын.
– Э-э-э, ты сказал - ребёночков? Чё, опять двойня?
– Пока неясно, или два, или три!
– Ай да папа у вас!! Силён мужик!
– Ты не проговорись мамочке, она ещё не знает, а мы хотели сказать, когда чётко высветятся ауры, пока общее пятно, мелькают то ли две, то ли три ауры. Через седьмицу должно устаканиться!
– Эх, и поболеть не дадут, голубушку мою как оставишь теперя? Вставай, поднимайся, рабочий народ! Луча, я сегодня покисну, а завтра, зуб даю, встану.
– Конкретно, который, выбью сразу.
Тяжкий вздох:
– Научил на свою голову, сокровище сокровищное, я тебя люблю.
– И не бросишь?
– Не!
– Завтра пойдем в Тилью, у статуи клятву дашь, а то опять обманешь.