Шрифт:
Annotation
Забавные взрослые посылали нас ТУДА учиться. Чему? Языку, на котором говорят те, кто бомбит мирные города и оккупирует разные страны? Культуре, от которой остались лишь маленький домик Шекспира в Стрэтфорде, песочный Биг Бен да старые добрые песни "битлов"? Образу жизни, построенному на одних только денежных отношениях?
Белкин Евгений Сергеевич
Белкин Евгений Сергеевич
Домой
Домой
В детстве мы рисовали космические станции. Огромные конструкции с надписью "СССР" на борту, вращающиеся в черноте безвоздушного пространства. Или в своих фантазиях гуляли по далеким городам, застроенным
В школе мы писали какие-то бесконечные романы, прогуливали уроки, греясь на майском солнце. Уроки, дни рождения одноклассников, битвы с нелюбимыми преподавателями, дискотеки с выкрученными низкими частотами. Первые кабельные каналы и видеозаписи, неведомые изменения в мире, "господа" с немытыми шеями и триколоры вместо красных флагов над зданиями, свободно разгуливающие иностранцы в находящемся в 2700 км от Москвы Омске... В нас кипела энергия, и казалось, что мы могли все. Мир был ярким калейдоскопом непредсказуемых событий, вертевшихся вокруг нашего бытия. Столкновение с другой действительностью происходило у каждого по-своему.
В последний год моего обучения в школе, которую все почему-то стали именовать "гимназией", я волей судьбы оказался в Англии. Вначале, конечно, был Ту-154, потом пустой день в Москве, а чуть позже широкофюзеляжный Ил-86. Залитый светом аэропорт Хитроу, сырая июльская ночь, длинный автобус, мчащийся по шоссе.
Поначалу ТАМ все оказалось слишком чистым... Языковой барьер отсутствовал - избыток уроков английского со второго класса. Эти странные рафинированные люди с наигранной доброжелательностью. Милая наивность пожилой хозяйки дома, в котором выпало жить. Их ЭМОЦИИ были неестественными. Как будто в театре. Наших же детей всегда прекрасно обучали отличать правду ото лжи...
Маленькая летняя Англия, набитая до краев туристами и школьниками. Встреча с другими русскими посредине Лондона. "Омск? А мы из Ленинграда, то есть Петербурга... За две недели от НИХ уже тошнит. Везет тебе– улетишь через неделю!"
Забавные взрослые посылали нас ТУДА учиться. Чему? Языку, на котором говорят те, кто бомбит мирные города и оккупирует разные страны? Культуре, от которой остались лишь маленький домик Шекспира в Стрэтфорде, песочный Биг Бен да старые добрые песни "битлов"? Образу жизни, построенному на одних только денежных отношениях? Для закрепления всего пройденного предстояла пара долгих бесед с Джимом.
Бедняга Джим! Инженер, живущий в провинциальном Челтнеме, помнящий времена больших империй. "Почему вы отказались от своей страны? Зачем вы разрушаете ту, что у вас есть? Когда существовал СССР, в мире был порядок. Сегодня американцы поглотили нас, на очереди– ваша нация. Мы растворяемся в океане дешевой массовой культуры, скоро от Англии не останется ничего". Он пил обжигающий скотч и с упоением рассказывал мне о том, как над его забытым небом городком однажды пролетел русский самолет, "самый большой в мире". Мы вместе плевались в телеэкран, где диктор ВВС Опе вещал о том, что скоро в пылающей Югославии будет наведен "настоящий демократический порядок", а на ITV выступал какой-то блестящий негр, читавший матерный рэп. Это был апогей моего познания мира ЧУЖИХ.
Лучше всего ТАМ чувствовали себя испанцы, приехавшие на учебу. Они жевали пузырящуюся жвачку, пили яркую газировку с красителями и плясали до утра на дискотеках под одну и ту же песню. Два дохлых поляка, еле передвигавших ноги, смотрелись еще более колоритно, - они все время странно смеялись и пытались фразами вроде "It's сооl" завести знакомства с прыщавыми испанками томного вида. Тем временем девчонки со второго курса омского педагогического института с ужасом узнали, что англичане платят за каждый литр воды по счетчику какие-то дикие деньги. Хлеб за один фунт семнадцать пенсов напоминал вату. Разрытую яму на перекрестке и бережно огражденную запрещающими знаками уже вторую неделю никто не закапывал. Меня постоянно спрашивали при "шапочных" знакомствах с местными, из какого штата США я приехал. В плеере играла какая-то местная попса, сменянная у англичан на записанный дома ди-джейский сет из русского радиоэфира. В колледже нас пытались заставить разучивать какую-то постановку для второклассников. В газете на 26-й странице появилась маленькая заметка, что российский президент Борис Ельцин может в любой момент умереть от "традиционного русского пьянства"...
На четвертую неделю стало понятно, что больше здесь изучать нечего.
Еще через шесть дней я летел в знакомом Ту-154 из Домодедово в Омск, слушал диск, где один английский оркестр довольно неплохо исполнял "Времена года" Вивальди. Рядом сидела молодая дама, которая большими неморгающими глазами, обрамленными объемной тушью, с завистью смотрела на новый СD-плеер (тогда у нас еще такие вещи были редкостью). "Вы, наверное, летите откуда– то из– за границы?"– вопрос явно задавался с легким заискиванием. Представительница поколения "жертв перестройки" с их идолопоклонством перед всем "ненашим". "Да, а что вы хотели узнать?"– "Как ТАМ?"– ангельская улыбка из кинофильма.
– "Никак, скучно как в кунсткамере. Искусственная еда, искусственные люди, искусственные эмоции". Реакцию ее можно было записывать на видео. Пожалуй, она впервые за свою жизнь задумалась о чем-то большом и страшном.
Стюардесса раздала знакомые долгоиграющие карамельки, и под звуки завораживающего трехмерного Presto белоснежный "Туполев" с клеймом "сделано в СССР" начал снижение. До двадцать первого века оставалось еще больше пяти лет.
Октябрь 2004 года